Два окна на Арбат

Но вот на сцену вы…вых… надо бы, судя по программе, сказать — выпорхнул, ну, на худой конец — выбежал… Керубино, паж графини, мальчишка. Могу сказать так — вывалился. Ему там Фигаро, как товарищ по работе, какую характеристику дает: «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный». Так? А что я увидел в действительности? Ну, то, что Керубино не мальчик, это всем понятно. Везде отродясь вот уже сто восемнадцать лет мальчика Керубино поют не мальчики. Но я, слушая по радио, полагал, что и не такие толстые и пожилые тети. Сидит этот «резвый, кудрявый» шалун на перилах лестницы, а я за него, то есть за эту пожилую гражданку, ужасно переживаю: а ну, как сверзится? И куда, думаю, театральный местком смотрит? Охрана труда у них имеется или нет? И новый закон о социальном обеспечении в старости их что, тоже не касается?

Мне уж тут не до оперы, знаете, стало. Верчусь в кресле, соседям мешаю. Все думаю, как бы с этой гражданкой Керубиной беды не было.

Ну, ничего, обошлось. Только я вздохнул с облегчением, а тут показывают графиню в ее спальной комнате. Я понимаю, что ситуация на сцене очень ужасная: графиня графа любит, а граф графиню — наоборот. Изменяет направо и налево со своими подчиненными. За Сюзанной, графининой горничной, увивается. Тяжело, конечно, женщине. Понять ее можно.

Но если тебе тяжело, зачем других травмировать? А главное — чем перед тобой композитор Моцарт провинился? За что ты, подлая, его прекрасное сочинение терзаешь, словно это тебе кочан капусты на Зацепском рынке?

Гляжу я на дирижера и вижу — он не меньше моего переживает. Даже дирижировать палочкой бросил. А свободной рукой слезу вытирает.

Не выдержал я всего этого и, не дожидаясь, чем дело кончится, ушел. Дирижера жалко было оставлять.

1968

ПРИВАРОК

Инженер Птицын Юрий Иванович прожил на свете полвека, а вот жизни, оказывается, не знал. Юрий Иванович решил однажды переправить некоторые домашние вещички из пункта А в пункт Б, расположенные на Казанской железной дороге. По наивности он полагал так: «Вот приеду на товарную станцию, вот оформлю все документы в трех экземплярах, как полагается, вот заплачу деньги в кассу, получу квитанции — и порядок!»

— Какой же это порядок! — сказали Юрию Ивановичу на товарной станции. — Это совсем даже непорядок. Не поедут ваши вещички.

— Как не поедут? Почему? Вот квитанция.

— А скрипеть же будут, — терпеливо разъяснил инженеру самый крупный начальник по части отправки и неотправки старший весовщик Рубинов, — потому как не подмазанные они.

— Я полагал… — начал было Птицын, но старший весовщик перебил его:

— Ты полагаешь, а я располагаю.

И он оказался прав, этот старший весовщик. Потому что он действительно располагал всем необходимым для отправки: контейнерами, в которые инженер Птицын полагал бы поместить свои вещи, грузчиками, которые, как полагал Юрий Иванович, должны были их погрузить в вышеназванные контейнеры.

— А контейнеров нету в наличии, — заявил весовщик.

— Как нет? — не поверил своим глазам Птицын. — Вот же они стоят. Вся площадка забита.

— Неисправные они.

— Что у них неисправно?

— Что надо, то и неисправно, — разъяснил весовщик и в последний раз решил просветить наивного инженера: — Говорю ж тебе, не подмажешь — не поедут.

— Весовщик, — рассказывает Птицын, — был уже изрядно пьян. В ответ на его откровенное требование «дать на бутылку» я категорически отказал. В результате мне пришлось трижды ездить к начальнику станции, и отправить свои вещи я смог только на следующий день. Причем грузчики тоже потребовали с меня «на бутылку», хотя погрузка мною была оплачена.

По нашей просьбе комитет народного контроля проверил факты и строго наказал начальника станции Мустаева. Понесли наказание и вымогатели.

Об этом случае можно было бы и не вспоминать, если бы явление это было частным.

Нередко некоторые наши товарищи, состоящие на государственной службе, пытаются извлекать из своих прямых обязанностей кое-какой дополнительный приварок к зарплате.

Кое-какие дополнительные блага, не предусмотренные ни штатным расписанием, ни положением о премиях, ни иным установленным путем.

Так, скажем, председатель жилищной комиссии одного крупного предприятия Кваснецов, подписывая решение комиссии на выдачу ордера очередному новоселу, испытывал тяжкие муки по поводу того, с какими наивными, совершенно не знающими жизни людьми приходится ему иметь дело. Кваснецова прямо-таки до глубины души поражала эта человеческая бестолковость. Он, Кваснецов, сам лично, можно сказать, почти недосыпая, почти недоедая… вот так, новенькую квартирку… Извольте получить. Со всеми удобствами. В новом доме. На пятом этаже. Санузел раздельный…

А некоторые этого, изволите видеть, не понимают. Не доходит до некоторых. Поневоле станешь таких уму-разуму учить. Тонко, осторожно!

— Зайдите завтра.

А если тонкостей не поймут, можно популярнее:

— Бланков нет. Не подвезли. Телега, хе-хе, не смазана.

Давал людям время и возможность познать жизнь, поумнеть.