Порой, когда очередной новосел упорно не желал умнеть, обуревающие Кваснецова думы прорывались наружу в форме тягостных монологов:
— Делаешь, делаешь людям, а они…
Могут сказать, что это не вымогательство в чистом виде. Кваснецов-де не дает квартиру тому, чья очередь не подошла. Или тому, кому комиссия отказала. Он делает только то, что полагается ему делать. За что он получает зарплату. И только.
И вместе с тем как это назвать иначе, как не вымогательством приварка?
Причем нередко этим занимаются не отдельные личности, а целые организации. Мой знакомый, работающий начальником пионерского лагеря, жаловался мне:
— Самый тяжелый для меня месяц — май.
Известно, что привести лагерь в порядок и получить разрешение на его открытие это не так просто. Однако на деле все выглядит еще сложнее.
Появляется на территории лагеря представитель эпидстанции:
— Повесьте на это окно марлю.
Повесили.
— Посыпьте здесь хлорку.
Посыпали.
— Поставьте вот здесь урну для мусора.
Поставили. Сделали все, что требовал придирчивый инспектор.
— И все-таки я не могу вам разрешить открыть лагерь.
— Что же вы хотите?
— Четыре путевки.
Четыре — это по количеству детей пионерского возраста, имеющихся у сотрудников эпидстанции.
Вслед за санитарным инспектором в лагерь приезжает пожарный.
— На противопожарном щите повесьте багор рядом с топором.
Повесили.
— Бросьте в ящик с песком еще три лопаты песку.
Бросили.
— И все-таки…
— Сколько?
— Семь путевок.
Значит, у пожарников растет знатная смена — семь пионеров и пионерок.
Решили пионерлагерь газифицировать, и тут же выяснилось, что газификаторам позарез нужны двенадцать путевок на вторую смену. Без этого и траншею нельзя вырыть, и трубы не уложишь, и газ не пойдет. Скрипеть будет.
— Куда бы я ни обратился, — рассказывал мне начальник лагеря, — как узнают, откуда я, везде требуют путевки. Хотя все, что я прошу, — это нам положено, занаряжено, значится во всех документах. Но ведь у меня лишних мест в лагере нет. Только для наших, заводских детей.
И все-таки то, что переживает мой знакомый пионерский работник, — это еще цветики.
Весьма уважаемая, солидная организация начала строить жилой дом для своих сотрудников. По этому поводу состоялось специальное решение вышестоящих органов. Были ассигнованы средства. Выбрано место. Согласовано с архитектурным управлением. Определена строительная организация, которая подряжается строить дом. Выделены необходимые материалы.
Все в порядке, можно начинать стройку.
— А вот и не все в порядке, — сказали в Стройбанке.
— Почему же?
— Денег нету.
— То есть как нет? Деньги же выделены.
— Примите и нас в долю, тогда и деньги найдем.
— А сколько вы хотите?
— Одиннадцать квартир. Желательно на третьем и четвертом этажах. Не ниже.
И нашелся мудрый человек, который сказал:
— Никуда не денешься, надо дать. А то без денег останемся!
Согласились. Деньги действительно нашли очень быстро. Ну вот, теперь можно строить.
— А вот и нельзя, — сказал представитель завода железобетонных конструкций. — Что вы без нашего железа построите?
Пришлось и за железо расплачиваться жилой площадью.
Своей доли неожиданно потребовали и строители.
— Но позвольте, — сказали им, — вы и так от нас получаете определенный процент. По закону.
— А мы хотим еще сверх закона.
И опять тот самый мудрец посоветовал:
— Раз просят, надо дать. А то строить не будут.
Но если строители не будут строить, то что же им остается делать? Играть на гитарах? Писать мемуары? Или вообще заняться подводной охотой?
Что же это получается, дорогие товарищи? Почему в наше сугубо плановое хозяйство вдруг стали усиленно внедряться принципы дореволюционной одесской барахолки? Почему в иных наших учреждениях всякого представителя другой организации, пришедшего с какой-то совершенно законной просьбой, встречают непременным вопросом: «А что мы с этого будем иметь?»
И от того, что этот типично торгашеский оборот облекается в вежливо-бюрократические одежды и маскируется такими дипломатическими выражениями, как «в порядке исключения» или «просим принять в долевое участие» и т. д., положение не меняется. Все равно это выглядит как вымогательство. Если хотите — как разновидность взятки.
И потому пресекать подобные «просьбы» нужно точно так же, как мы пресекаем взятку.
ДЕМИН МОСТ
Не так давно по командировке редакции оказался я в городе Лучезарске. Когда-то Лучезарск причисляли к населенным пунктам, перед названием которых стояло что-то дустовское: «пгт» — поселок городского типа. Да и назывался он тогда до обидного нелепо: «Тюфтели». Заметьте: даже не Тефтели, это бы еще куда ни шло, а Тюфтели. Придумал же какой-то недобрый человек.
Но вот здесь обосновался райцентр и уже это название стало просто неприличным. В самом деле, не напишешь же на плакате: «Тюфтелевцы, добьемся…» Курам на смех.