Два Парижа

Кроме того, пользуясь случаем принести печатную благодарность инспектору Шарлю Ле Генну, вследствие неизменной дружбы и благожелательности которого я не раз выпутывался изо всякого рода неприятностей.

Если бы не его теплая рекомендация, сомневаюсь, так ли бы скоро поверили моим клятвам, что я абсолютно не знаком с женщиной, отравившейся у меня на квартире и которая, согласно бумагам, оказалась русской эмигранткой Ариадной Романовной Бертманс, 29 лет, уроженкой города Киева. Но что я мог о ней сказать?

«Литературный Европеец» (Франкфурт-на-Майне), ноябрь 2004, № 81, с. 3–6

Старик со сквера

«С обманувшей мечтой невозможного счастья»…

С. Надсон

Большинству из моих читателей случалось когда-либо в жизни испытывать чувство черного, безысходного отчаяния и потому мне нет нужды описывать его в подробностях. Мне показалось, что небо обрушилось мне на голову – небо из железобетона и кирпича.

Мужчины из числа читателей согласятся со мной, что в подобное состояние мы обычно впадаем из-за женщин. Так было и со мной. Молниеносная, но бурная любовь внезапно захлестнула меня в это лето, обожгла мне сердце, приоткрыла двери рая, и сейчас мне было нестерпимо думать, что всё кончилось, что все мои мечты разбиты, что счастье не вернется… Короткое объяснение с Ниной на бульваре словно бросило меня на землю, поломав кости так, что я не в силах был больше встать.

Не помню, как я попал на маленький сквер, полный солнца и тени, как прошел по его усыпанным гравием дорожкам. Не удивлюсь, если я шатался, как пьяный. Бросившись на одну из скамеек, я закрыл лицо руками.

Забыть обо всем… Потерять сознание… Умереть… Но передо мной неотрывно вставали серо-синие большие глаза на бледном лице, золотые пряди волос… голос, четкий и нежный, вновь звучал в моих ушах, отдаваясь острой болью, от которой я скрежетал зубами и вонзал ногти в ладони.

Почувствовал я прикосновение к плечу или только остановленный на мне взгляд? Не знаю; во всяком случае, подняв голову, я увидел, как сквозь туман, что рядом со мною на скамье сидит маленький, иссохший и сгорбленный старичок в пенсне и с остроконечной бородкой, с надвинутой на густые седые брови шляпой и с тонкой тросточкой, на которую он опирал свой подбородок.

– Стыдно, стыдно, молодой человек, так поддаваться отчаянию. Надо иметь больше силы воли, – проговорил он скрипуче и учительно.

Карканье этой ветхой мумии меня разозлило. Я был, вдобавок, на той точке, когда рвешься хоть как-то облегчить душу словами.

– Сила воли! – вскричал я. – Да что ж человек может против судьбы, будь он и титаном? Это еще и древние греки знали: все мы игрушки рока. Надежды, желания, усилия все разбивается о него, как о камень. Когда бы ничего не желать! Но, и в том мы не вольны…

– Плохо вы понимаете жизнь, молодой человек, суждения ваши весьма поверхностны, – столь же безапелляционно и авторитетно изрек старикашка и, пожевав губами, прибавил:

– Пожалуй, я для вашего наставления и в изъятие из правил продемонстрирую вам маленький опыт, дабы вы поняли, что человек всемогущ, а рок или судьба – это одни бабьи сказки. Идемте со мной.

Он, казалось, и вообразить себе не мог, чтобы я отказался за ним последовать, Но и вправду, несмотря на то, что он меня сильно раздражал, во мне пробудилось любопытство; да и, признаться любое человеческое общество было всё же утешением в подобный момент; остаться опять одному меня пугало.

Помню это знойное полуденное солнце, томительную тишину вокруг и короткие черные тени у нас под ногами. В пути, пока мы выходили из садика и пересекали какие-то улицы, сперва одну, потом другую, я спросил своего спутника – мне лишь сейчас в голову пришло удивиться, – откуда он знал, что я тоже русский. Он разразился дребезжащим смехом.

– А я, видите ли, иной раз на досуге хожу на какое-нибудь собрание или лекцию наших соотечественников. Интересного, правда, мало, но бывает порою забавно и даже, в некотором роде наставительно. Так вот – однажды и случилось слышать из публики ваше выступление.

Мы остановились перед каким-то домом, поднялись по широкой лестнице во второй этаж. За растворенной дверью на балкон в большой комнате, куда хозяин меня провел, открывался просторный бульвар, окруженный зеленью и открытый ветру и солнцу. Я с любопытством огляделся вокруг.

– Вот-с, собственно говоря, что я хотел вам показать, – покашливая, произнес между тем старик, – сию машину, мною сконструированную.

На небольшом столике стоял аппарат размеров радиоприемника или телевизора, и даже несколько на них похожий, с экраном из какой-то шелковистой на взгляд материи, с несколькими рукоятками, с открытой глазам катушкой блестящей желтой проволоки.

– Для чего же она служит? – спросил я с недоумением.