Два Парижа

– А назначение ее вот какое. Вы изволили спорить что человеческая воля бессильна; разрешите мне с вами не согласиться. Я давно занимался этим вопросом и постепенно установил, что человеку дано не только выражая свою волю в действиях добиваться самых невероятных вещей – вспомните Наполеона или Александра Македонского! – но и непосредственно влиять на события, сосредотачивая на чем-либо свое желание. Это тоже не ново, вы, верно, слышали про опыты индийских йогов? Но самое замечательное то, что я открыл, в конце концов, возможность увеличить мощь напряжения воли при помощи специального прибора, перед каковым вы сейчас и стоите.

Мой взгляд, должно быть, выразил недоверие.

– Я вам дам возможность убедиться в том, как действует мой «волеусилитель» – поторопился прибавить старик. – Первым делом возьмем воздействие на чужую волю. Мне не надо для этого никакого личного контакта; даже не надо знать человека, являющегося объектом действия. Я автоматически настраиваю машину на известное расстояние и на определенные физические и психические свойства. Ну, скажем, я поставлю ее сейчас на короткий радиус ближайших окрестностей, а как предмет… допустим, так: первая девочка лет 10–12 находящаяся вблизи, почувствует сейчас потребность прийти постучать в мою дверь, а потом будет сама не в состоянии объяснить, зачем это сделала.

Старик повернул один из рычагов. Не прошло и трех минут молчания, как в дверь послышался тихий стук. С торжествующим взглядом он ее распахнул и, сделав шаг в сторону, открыл моим глазам очаровательного белокурого ребенка лет одиннадцати, застывшего на пороге, растерянно перебирая подол беленького платья.

– Monsieur… – смущенно пролепетала девочка.

– Qu’est-ce que tu veux, petite? – прошамкал изобретатель.

– Sais pas…[91] – с искренним изумлением ответила девочка после короткого усилия что-то вспомнить, и вдруг, покраснев как маков цвет, повернулась и пустилась бежать, так что мелкая дробь ее ножек стремительно замолкла внизу лестницы.

– Вы можете, конечно, подумать, что это подстроено. Но поглядите на бульвар. Вон напротив газетный киоск. Первый автомобилист в сером костюме остановится купить «Матч».

Несколько автомобилей проехало мимо; затем великолепная американская машина затормозила перед лавочкой, высокий плотный господин англо-саксонского склада, в чудном сером пиджаке, выскочил оттуда, и минуту спустя, вернулся к рулю, держа подмышкой большой журнал в яркой обложке.

– Хотите еще представления? Вон, я вижу, идет матрос, а с другой стороны, вдали, рабочий, похоже слегка подвыпивший. Я сейчас устрою, чтобы они подрались. Погодите минутку…

Бульвар бил широк, на панели места тоже вполне достаточно. Но двигавшиеся в противоположном направлении две фигуры неуклонно сближались, и в заключение наткнулись друг на друга, «как в море корабли».

Который из них первый толкнул другого – неизвестно; во всяком случае последовал обмен сначала ругательствами, а потом ударами. Вокруг обоих сражающихся вскоре собралась толпа, которую через несколько минут прорезал импозантный высокий полицейский, вынырнувший откуда-то, будто Deus ex machina[92]. Забрав того и другого участников схватки, он увел их неизвестно куда.

Старичок в совершенном восторге хихикал, похлопывая себя руками по животу. Он становился мне всё более и более противен.

– Теперь вы, надеюсь, убедились, что с моим аппаратом человек располагает практически неограниченными возможностями. Существует старое рассуждение о том, допустимо ли нажать кнопку, если от этого умрет мандарин в Китае и завещает тебе состояние? Сколько таких кнопок я нажимал! Заметьте, что убить или вызвать какое-либо преступление, словом, действие разрушительное, гораздо легче удается моему аппарату, чем обратное. Но, впрочем, это больше всего зависит от лица, им управляющего. Может быть, хотите сами попробовать? Пожалуйста. Настройка сейчас действительна на радиус действия километра в два. Это вам довольно?

Нина не могла уйти очень далеко после нашей встречи. Может быть, она была в двух шагах… Чего другого я мог пожелать, как чтобы она вернулась, чтобы мы могли примириться, чтобы всё вновь стало, как прежде?

Я положил руку на рычаг. Экран несколько раз переменил цвет; мой слух уловил легкое потрескивание, словно бы от пламени, пожирающего фанеру.

* * *

Ах, сердцу больно и посейчас, лишь я вспомню о ней! Как она была хороша, эта русская парижанка, с ее глазами, полными непонятной ностальгии, словно глядящими в бесконечную даль! Какой нежностью, безбрежной и бездонной, озарялось, бывало, всё во мне, лишь я замечал ее фигурку, среднего роста, скорее полную, типично русскую, на другой стороне улицы… А так случалось почти каждый день.