Два Парижа

Он, казалось, был несколько смущен моим присутствием, что и выразил в первых же словах.

– Я надеялся, что вы примете меня наедине, господин инспектор.

– Нет, я хочу, чтобы мой друг, господин Рудинский, присутствовал при нашем разговоре и мог следить за нашей работой, – и, повернувшись ко мне, он представил новоприбывшего:

– Жермэн Лорель, мой сослуживец (из деликатности Ле Генн не сказал «мой подчиненный») – и, обратившись к тому, скомандовал: – Итак, ваш отчет!

– Всё идет гладко, господин инспектор, – начал тот почтительно и вдруг взорвался: – Ну, противное же поручение, вы мне дали!

– Ничего, Жермэн, – отозвался бретонец ласково и примирительно, не обижаясь на видимое нарушение субординации. – Мы стоим на защите общества. Волей-неволей приходится входить в контакты с разного рода скверными людьми, со злом и подлостью, порою даже с бесовщиной. Такова наша служба; а раз мы служим добру, совесть наша чиста, – и это главное, единственно важное. Рассказывайте всё сначала.

– Согласно вашим инструкциям, я стал посещать бар, где бывает Майданович, – голос у полицейского был мелодичный и звонкий, с чуть заметной южной окраской, – и вскоре с ним познакомился. Он проявил ко мне сразу большое внимание, вскоре пригласил меня в ресторан, а там и к себе домой. Разумеется, о моей работе он ничего не подозревает, как вы меня и предупреждали, он мне делает недвусмысленные авансы. Брр! – юноша с отвращением передернул плечами. – Я же всё свожу к платонической дружбе и притворяюсь, что ужасно заинтересован всем таинственным, экзотическим и недозволенным. Он клюет и уже поверяет мне больше, чем бы следовало. Если так пойдет, введет меня и в самые засекреченные аспекты деятельности своего кружка. Но пока до того не дошло.

– Будьте, однако, осторожны! – заботливо сказал инспектор. – Если они вас заподозрят, от таких людей пощады ждать не приходится.

– Постараюсь, господин инспектор! – Лорель посмотрел на Ле Генна глазами, в которых явно читался культ героя, восхищение перед почитаемым начальником.

Тот отпустил его кивком. Молодой человек встал навытяжку, обменялся рукопожатиями с начальником и со мной и исчез за порогом.

– Вот она, приманка, – сквозь зубы процедил Ле Генн.

* * *

В следующий раз он предупредил меня заранее, что готовится ночная операция, в которой и предложил мне принять участие. Придя в назначенное место, я поднялся в полицейский фургон, где нашел Ле Генна, Лореля и группу полицейских в форме, включая, к моему некоторому удивлению, одну женщину, – мимоходом сказать, молодую и недурную собой.

Машина тронулась. Мы остановились около метро «Ле Пелетье». Пройдя всего несколько шагов, мы оказались перед домом, похожим на башню, узким и высоким. В одном окошке, где-то наверху, виден был свет.

Один агент остался на страже, остальные последовали за Лорелем. Свернув вбок от крыльца, он провел нас вниз по крутой лестнице, и мы уперлись в небольшую железную дверь.

– У меня есть ключ, – прошептал Лорель, на ощупь ища скважину. Щелканье ключа показалось оглушительно громким, как выстрел.

Перед нами открылся темный коридор. Лорель и Ле Генн вытащили карманные фонарики.

Сдвинув вверх тяжелый болт на одной из дверей по правую руку от нас, Лорель ее распахнул. Бледные лучи фонариков озарили темную камеру с каменным полом, большую часть которой занимала железная кровать. На миг из окружающего мрака выделилось бледное лицо лежавшей на ней девушки. Лорель повернул выключатель, и электрическая лампочка на потолке зажглась ярким факелом.

Мы увидели, что девушка прикована за руки и за ноги к прутьям своего ложа, тяжелыми кольцами, похожими, на наручники. Белокурые волосы густой волной рассыпались по тюфяку.

Узница была еще совсем молода, ей можно было дать 17 лет, а скорее и меньше; страдальческая гримаса на исхудалом лице мешала определить возраст. Следы слез виднелись на щеках, спускаясь от длинных ресниц к довольно большому красиво очерченному рту, по краям слегка вздернутого носа.

Во мгновение ока Ле Генн оказался возле постели, наметанным глазом нашел нужные пружины и разомкнул затворы наручников. Девушка слабо застонала; очевидно, движение крови, возобновляющееся в затекших членах, причиняло ей боль.

Запекшимися губами, она с трудом, еле слышно, произносила слова, вероятно, повторявшиеся ею часами в одиночестве:

– Спасите… помогите…

Вдруг глаза ее остановились на Лореле и выразили панический ужас. Она даже преподнялась на своем ложе.

– Он… вот этот… был с ними… он один из них…

Покраснев до корней волос, Лорель выдвинулся вперед, упал на колени, чтобы приблизиться к ее лицу.

– Мадемуазель, я был с ними, чтобы их обмануть, для того, чтобы вас освободить! Поверьте, я до глубины души ненавижу этих палачей, этих злодеев…

Девушка, видимо, ему поверила; даже тень улыбки скользнула по ее губам. Но затем она снова откинулась назад со вздохом страдания.

– Элен, займитесь девочкой, – распорядился Ле Генн, адресуясь к женщине-полицейской.