Два Парижа

– Ах, здравствуйте, Марья Антоновна, – безо всякого удовольствия сказал я. – Какая неожиданная встреча!

– Почему же неожиданная? – отозвалась дама. – Я тут живу; разве вы не знаете? А вот вы почему тут?

Я быстро нашелся:

– Да здесь рядом испанский книжный магазин… точнее сказать, южноамериканский. А я, как вам известно, интересуюсь литературой на испанском языке; вот время от времени тут и бываю. А вас я привык видеть только у Назаровых; и адрес ваш оставался мне пока неизвестен.

– Это отчасти даже удачно, что я вас встретила, – продолжала Марья Антоновна. – Мне давно хотелось вас предупредить: перестаньте преследовать своими ухаживаниями Мариночку Назарову! Вы должны сами понимать, что из этого всё равно ничего не выйдет!

Разговор становился явно неприятным; но трудно было его смаху прервать.

– Это почему же? – сухо осведомился я.

– Неужели вам не ясно? Во-первых, она из старой дворянской семьи…

– Собственно говоря, я тоже! – пожал плечами я.

– Ну, уж, оставьте! – хихикнула мегера, – какие еще могут быть подсоветские дворяне! Все ведь знают, что вы – из ди-пи! – сколько презрения старые эмигранты умели вкладывать в это коротенькое искусственное слово известно только тем, кому с ними приходилось общаться. – И потом, – с торжеством добавила она, – советские власти специальным указом дворянское звание аннулировали.

– В отличие от вас, – парировал я, – на декреты большевиков я плюю с высокой колокольни.

Моя собеседница перешла в атаку с другой стороны:

– Во всяком случае, вы больше чем на десять лет старше нее.

Это меня больше всего остального задело и ранило. Но ей, очевидно, аргумент как раз не представлялся очень убедительным, и она перешла на другое:

– А главное, – у вас нет никакого общественного положения и даже никакого постоянного заработка! Неужели вы смеете думать, что…

Я, в конце концов, всерьез разозлился.

– Знаете что, Марья Антоновна? Вы бы не лезли ко мне с непрошенными советами, в коих я не нуждаюсь. Вы ведь не мать Марины и, сколько я понимаю, не ее отец!

– Да, но я старая знакомая их семьи! Тогда как вы появились в их доме совсем недавно.

– Жаль, что у них есть такие знакомые как вы! – бросил я ей в лицо. – Мне вы знакомы мало, и принимать от вас ни поучения, ни приказания я не намерен! Катитесь с ними в преисподнюю, – докончил я.

Женщина побледнела от злости.

– Вы увидите, что вам со мною придется считаться! – произнесла она мне в спину угрожающим тоном, когда я уже удалялся большими шагами.

Взглянув через плечо, я заметил, как ее фигура исчезла на спуске к двери, как две капли воды похожей на ту, которую я накануне отворил…

Не успел я дойти до станции метрополитена, как вдруг мою грудь пронзила острая боль, точно от удара шпаги. Воображение отчетливо нарисовало мне восковую статуэтку и прокалывавшую ее вязальную иглу.

Я пошатнулся и опустился на подножие пьедестала статуи Дантона.

– Что с вами? Вам дурно, сударь? – участливо спросил прохожий старичок.

– Ничего… Всё уже прошло, – пробормотал я. В самом деле, боль на время меня отпустила.

Но я понимал, что надо что-то сделать. Минутное размышление подсказало мне наилучший выход: обратиться за помощью к Керестели.

* * *

Профессор Геза Керестели, венгерский эмигрант, с которым меня года два тому назад познакомил мой приятель Ле Генн, был специалистом в области оккультных наук, психологии и фольклора; всё, что касалось колдовства, черной магии, вампиризма, тайных сект с жестокими и страшными обрядами, составляло предмет его изучения и сферу, где он имел глубокие, основательные познания.

По счастью, он и жил неподалеку. Рассказывать кому-либо другому историю, изложенную выше, было бы не легко. Но с ним затруднений не встретилось. Он всё понимал с полуслова, сам подсказывал мне детали, какие я упускал из виду, слушал меня внимательно с сочувствием и под конец озабоченно.

– Самое бы лучшее, – промолвил мадьяр, когда я завершил свой рассказ, – это бы отплатить вашей недоброжелательнице той же монетой! Но ведь, – прибавил он с огорчением, – вы не сможете наверное раздобыть чего-нибудь, связанного с ее особой? Пряди волос, обрезков ногтей… или носового платка?

Я озадаченно развел руками. Однако вдруг меня осенило. Я выскочил в переднюю, где повесил пальто, и засунул руку в глубину кармана.

Гребенка была там. А на ней, между зубцами, застряло несколько пучков седеющих и крашенных длинных волос.

Керестели просиял, увидев находку. Быстрыми хозяйственными движениями, он принес и поставил на стол спиртовую горелку, достал из шкафа большой комок воска и нагрел его до степени мягкости.

– Вы ведь когда-то увлекались скульптурой, не правда ли, мой друг? – обратился он ко мне. – Так вот, попробуйте вылепить статуэтку вашей знакомой! Ну хотя бы приблизительно похожую на нее…

Ваянием я уже давным-давно не занимался, но тут словно бы меня осенило некое вдохновение: в несколько минут из-под моих пальцев вышла фигурка Марьи Антоновны, не только передававшая типичную для нее позу и ее болтающуюся ротонду, но и выражение ехидной злобы на ее миниатюрной физиономии.