Два Парижа

Господин де Савиньян меня с семи лет приучил держать ее в руках и научил всем приемам, не только французским, но и итальянским, – он живал в Италии. Даже некоторым секретным ударам… Да вот я вам покажу…

Встав из-за стола, Пьер вытащил из ножен снятую им перед завтраком шпагу и с горячностью продемонстрировал несколько приемов.

– Вот если бы я мог вас заменить! – вскричал он.

– Это, понятно, совершенно невозможно! Сантини бы не согласился; да и я… это было бы позором.

– Но ему и знать не надо! – всё более настаивал Пьер. – Вы же видите сами, как мы похожи! Вот разве что ваш секундант…

– Это как раз нет, – нехотя отозвался Поль, – как нарочно, мои лучшие друзья в отъезде; и я попросил в свидетели маркиза де Ла Шене, с которым едва знаком, – два-три раза встречались при дворе, – но с которым у нас всегда была взаимная симпатия. – Однако дело не в секунданте; а в том, что моя честь мне не позволит…

– Я ни минуты не сомневаюсь в вашей храбрости, дорогой Поль! Но не надо доходить до безрассудства! Подумайте сами: этот ваш Сантини довольно бессовестно пользуется своим превосходством в искусстве фехтования. Было бы только справедливо его проучить… А отдавать жизнь совершенно зря шло бы вопреки благоразумию; было бы самоубийством, а значит и грехом…

Пьер настаивал с таким убеждением и красноречием, что его брат чем дальше, то больше сдавал позиции.

– Но, подумайте, что же будет, если он вас убьет? – защищался он. – Вообразите себе скандал, какой бы разыгрался!

– О, я вам обещаю, что убить себя не позволю! – с некоторым фанфаронством провозгласил Пьер. – А если уж я буду ранен, хотя бы и тяжело, то всё это можно будет легко объяснить. В крайнем случае, – усмехнулся он, – вы будете моим младшим братом и наследником, приехавшим из глуши на побывку. Но клянусь вам, до этого не дойдет! А вот скажите: что мне сделать с вашим противником? Убить его на месте?

– О, нет! – воскликнул Поль. – Это я на совести иметь не хочу! Достаточно ранить, и даже не очень серьезно… Хотя он и останется навсегда моим врагом.

Не заметив того, он уже соглашался на предложение брата.

Лесная поляна близ королевской охоты в Пасси была в это утро довольно оживлена. Сантини ждал в роскошной карете, в компании со своим секундантом.

Ла Шене на другом конце прогалины шагал взад и вперед, передав поводья лошадей слуге.

Ждать им, впрочем, пришлось недолго.

На лужайку выехал всадник, соскочивший с коня с поклонами и извинениями. Размяв ноги, он передал лошадь слуге Ла Шене, скинул плащ и камзол, и встал в позицию, напротив двинувшегося ему навстречу Сантини.

Стоя сбоку в нескольких шагах, маркиз де Ла Шене с понятным вниманием созерцал завязывавшуюся схватку; позже он о ней не раз подробно рассказывал.

Неожиданно для него, лицо и движения Понтеле (он полагал Поля, хотя на самом деле это был Пьер) выглядели так, словно ему предложили участвовать в очень интересной и приятной игре.

Тогда как Сантини, казалось, торжествовал заранее, и его физиономия выражала неумолимую жестокость.

Пантелее явно старался изучить манеру и способности противника, не нападая, а только отбивая удары этого последнего.

– Как в фехтовальном зале! – подумал и позже повторял Ла Шене.

Однако конец его шпаги всё время снова и снова оказывался то перед самым лицом противника то почти в соприкосновении с грудью того.

Сантини, напротив, не в состоянии был скрывать сперва свое крайнее удивление, потом раздражение и, в конце концов, беспокойство.

После нескольких минут Понтеле, очевидно, знал всё, что ему было нужно. Его манеры резко переменились: он перешел в наступление.

Несколько стремительных, почти неуловимых для глаза выпадов, принудили Сантини отступить на два, потом на три шага. Он, похоже, хотел остановиться и перейти в контратаку; но этого ему не удалось.

Заняв позицию тьерс, Понтеле легким толчком отбросил направо оружие противника и прямым ударом вонзил шпагу ему глубоко в правое предплечье.

Вырвав не без усилия клинок, с которого стекала кровь, из раны, он изящным движением отдал салют и сделал пару шагов назад.

У Сантини рука повисла, как плеть, и шпага свалилась наземь в траву. Сам он зашатался и упал на колени.

Подбежавшие секунданты обеих сторон помогли ему подняться на ноги и усадили в карету.

Понтеле коротко попрощался с маркизом, объясняя, что по срочному делу должен вернуться домой, вскочил на коня и топот его копыт быстро замолк на каменистой дорожке.

Брат ожидал его с понятным волнением и обнял его с восторгом.

Стараясь не расчувствоваться, тот сказал, что у него от физического упражнения и свежего воздуха сильно разыгрался аппетит, да и жажда, и выразил надежду, что его угостят вкусным и обильным обедом.

И впрямь, на столе одна бутылка сменяла другую; тарелки стремительно опустошались. Один подкреплял силы против усталости, другой – после пережитого волнения.

Они еще не встали из-за стола, как в комнату вошел присланный нарочным лакей с письмом, написанным красивым женским почерком.

Преодолевая стеснение, ободряемый братом, Поль прочел:

Дорогой Поль!