— А ты уроки даешь на дому или ходишь?
— Дак не к Зое же мне ходить! «Спокойно, Зоя, я — Дубровский»? Я все–таки ее школьный учитель. И сколько я заработаю на этих уроках, ну подумай, кого еще–то мне летом учить?.. Тебя и Лелю?! Иринушка, ты что, хочешь со мной английским заниматься?!..
Все, я выехала, сейчас главное, чтобы снова не занесло. Рассказываю, как люблю учить языки — это накатанная дорога, и я не прочь поучить с ним английский. Об остальном я, как Скарлетт, подумаю позже.
— То есть это то, о чем вы всегда мечтали, но стеснялись спросить? Ну, что ж, Иринушка, ты ведь болтушка, интеллектуальная болтушка, я бы сказал. У нас получится, в свободном–то режиме… Я правильно понял, что вместо спонсорства ты предлагаешь мне работу?
64
Желтые одуванчики по кромке леса. Тепло и нега спального вагона. Я знаю: это не забудется. Радость травы, одуванчиков, радость солнца так трудно удержать. Как счастье детства. На вокзале я вспомнила, что не взяла зубную щетку, подошла
к киоску, глазам не поверила: Чмутов! Никогда не видела его в продаже, и здесь единственный экземпляр — среди жвачек и детективов. Позапрошлая его книжка, разумеется, некоммерческая, как занесло ее на вокзал?
Я одна. Кофе с печеньем и одуванчики за окном. Нечитаный Чмутов… Прошлый спонсор — политический враг Горинского. Голос из репродуктора: «…ым–ым…сортировочный». Земля вокруг в рельсах и шпалах. Свет перекрыли товарные вагоны. Из–за чего, собственно, такой
65
В этот раз никто не изменился. И микрофон не стали по кругу пускать. Пять лет назад азартно обменивались визитками, аплодировали докторам наук и многодетным, хотя настоящий успех имели
— Да после мехмата мне только тонкую химическую технологию было трудно освоить!
Одна из первых наших красавиц, староста девчачьего этажа, теперь директор школы в Саратове — с неплохим окладом и неплохой стрижкой, но к ней то и дело подходят с вопросом:
— Это у тебя были такие роскошные белые волосы? Такие длинные?
Неожиданно объясняется странный казус. Семнадцать лет назад, торопясь на молочную кухню, на улице Софьи Ковалевской я увидела знакомое лицо. Семнадцать лет назад у меня не было знакомых лиц в Свердловске, но этот парень, рабфаковец, крутил кухонный роман с одной девчонкой с соседнего потока. В общежитии встречались пары, чей роман протекал над сковородками, они жарили картошку и целовались, сидя на гладильной доске, потом женились, получали комнату и продолжали обниматься у плиты. Мы с Леней собрались в Теберду на горных лыжах, кто–то сказал, что Ольга с Виктором туда ездили, и я зашла к ней узнать, что почем. Я нашла Ольгу на кухне.
— Ой, — отмахнулась она, — мы с Витькой были после стройотряда и денег вообще не считали!
Сейчас этот Витька шел мне навстречу.
— Простите, вы не учились в МГУ?
Он остановился.
— А вы учились?
Я сконфузилась:
— Извините, мне показалось, вы учились со мной на мехмате… — У него была заурядная внешность. В мои намерения не входило знакомиться таким способом.
— Я не учился, а вы учились?.. На механике? У кого?
Я, покраснев, назвала фамилию шефа и в смущении побежала дальше. Обознаться, не признать чью–то уникальность всегда неловко — будто вывернула внимание наизнанку. Но странно… вопрос, у кого я училась… это мехматский вопрос!
— Ирина, ты ведь из Свердловска? — спросила Ольга на банкете. — Мой Витька там работал. Сразу после развода.
Странный человек. Жарил с любимой девушкой картошку, а денег не считал. Ввел меня в краску, а сам обманывал… Я неожиданно вру соседу по столу, москвичу, вечному юноше в белом костюме:
— Я пишу рассказы в журнал «Урал». Помнишь Игоря Инского?
— Он сейчас в Нью — Йорке.
— А я взяла псевдоним «Игоринская»… — я длю паузу, но он не спрашивает зачем. — Псевдоним для рассказов, я публикую их иногда…
— Хорошо, что иногда. Писать так и надо — как хобби, — он изящно выдыхает слово «хобби». — Тебя не удивляет, как Андрюшка Потапенко раскрутился?
— А он раскрутился?
Я смотрю на внушительную фигуру Потапенко в простых брюках, в клетчатой рубашке. Он тут же подходит:
— Хочу пригласить свою симпатию.