Два путника в ночи

Кирилл Семенович был трусом и мелким интриганом с манией величия. От окружающих его близких людей он хотел лишь одного – восхищения, которого добивался любой ценой, в том числе – бесчисленными занудными рассказами о себе самом. Как-то раз назвал себя «Вожаком стаи»… Римма закатила глаза.

Потом вернулась из Парижа Прекрасная Изольда, и Кирилл Семенович торжественно пригласил Римму домой на ужин.

Что испытывала она, отправляясь на семейный ужин к своему любовнику? Любопытство, смущение… Ей очень хотелось увидеть Изольду, казалось, что она собирается участвовать в сцене из французской пьесы.

Иза разочаровала ее. Она оказалась большой некрасивой женщиной с ненакрашенным, каким-то босым лицом. Наряженная в широкую длинную пеструю юбку и вышитую блузку с громадным декольте, она была похожа на оперную селянку. Колокольчиками звенела бижутерия – бесчисленное множество бус и цепей. Густые, с сильной проседью, волосы были рассыпаны по спине.

– Наслышаны, наслышаны, как же! – приветствовала она Римму тонким детским голоском, пожимая ей руку. Римма ощутила холод ее колец. Кирилл Семенович стоял рядом, радостно улыбаясь. Он был горд, как мальчишка-школьник, показывающий маме дневник с пятеркой. Что-то извращенное почудилось Римме во всей сцене…

Они уселись за кофейный столик, на котором были расставлены фарфоровые дощечки с грязно-желтыми с прозеленью сырами, тарелочки с крекерами и бокалы, куда Кирилл Семенович сразу же налил белое вино. У Риммы голова шла кругом. Смердели сыры, одуряюще благоухали белые лилии в высокой вазе на полу, пахли ароматизированные смеси в бесчисленных низких вазочках.

– За знакомство! – сказала Иза, поднимая бокал. – За ваш первый визит в наш дом!

Римме показалось, что она ухмыльнулась.

– За знакомство! – эхом повторил Кирилл Семенович, переводя взгляд с любовницы на жену.

Потом они обедали… Стол был накрыт жесткой льняной скатертью с выбитым рисунком и сервирован, как в лучших домах Парижа: отдельные тарелки были для закусок и отдельные, маленькие для хлеба, по три вилки и три ножа по бокам от тарелок и крошечные десертные ложечка и вилочка впереди. Салфетки были из той же ткани, что и скатерть. Букет белых роз помещался в центре стола. Красное вино. «Мон кур», – прочитала Римма на этикетке. «Мон кю-юр», – мило проворковала Изольда и выразительно взглянула на мужа. Она намазала маслом тост и ела жеманно, откусывая крошечные кусочки. Кирилл Семенович суетился, предлагал салаты, наливал вино в хрустальные бокалы и воду в высокие прямоугольные стаканы.

После салатов последовало жаркое из баранины в горшочках. Мясо было жестким и сильно отдавало хвоей, о чем Римма простодушно им сообщила.

– Это розмарин, – сказала Иза, – он придает вкус мясу. – Тонко улыбнувшись, она снова посмотрела на мужа.

Римма, которая никогда и нигде не терялась, чувствовала себя отвратительно. Больше всего ей хотелось уйти… но каким-то образом эти двое подчинили ее себе, заставляя делать то, чего делать ей совсем не хотелось: сначала – спать с Вожаком стаи, а теперь – сидеть дура дурой под взглядами его супруги.

– Кирильчик у нас глава семьи, – делилась Иза, – как он скажет, так будет. Он – мужчина, вожак!

Вожак стаи сидел, надувшись, как индюк, и взглядывал поочередно на обеих.

– Я так беспомощна в бытовых вопросах, – Иза потупилась, – если бы не Кирильчик… я даже не знаю… Я вся в моих переводах, абсолютно оторвана от действительности. Он – мой мостик в мир! – Она погладила мужа по щеке… хищно сверкнули перстни. – Знаете, – продолжала она, – мы всегда обсуждаем мои переводы… Кирильчик читает вслух, и мы вслушиваемся в звучание слов и фраз… У Кирилла очень тонкое, просто невероятное чувство языка.

– Мы можем сейчас почитать твой последний, «Женская любовь» Эммануэль Клербо, – предложил Кирилл Семенович.

Изольда метнула на мужа острый взгляд, но голос ее по-прежнему был слаще меда:

– О да! О женской любви… Удивительно изящная вещичка. Конечно, почитаем, хотя я не очень люблю показывать чужим незавершенные работы.

Слово «чужим» прозвучало диссонансом… Мы – это мы, явственно слышалось в интонации Изодьды, а все остальные, и вы в том числе – чужие. У Риммы раздулись ноздри.

На десерт был фруктовый салат – мелко нарезанные апельсины, яблоки, орехи и чернослив – и мороженое. Завершал обед кофе. Кирилл Семенович заикнулся было о романе Эммануэль Клербо, но Изольда притворилась, что не услышала. Она в это время подробно рассказывала странный сон, который видела десять лет тому назад, как раз перед смертью сестры, и после этого поверила в существование вещих снов. Она закатывала глаза, делала долгие паузы…

– И вообще есть так много необъяснимого в природе, – говорила она. У нее была раздражающая манера накручивать на палец прядь волос. Римму завораживало равномерное движение ее пальцев…

Около десяти Римма, стряхнув с себя сонную одурь, наконец поднялась. Ее не удерживали. Кирилл Семенович дернулся было проводить, но Иза сказала с мягкой укоризной, что ей неможется и не хотелось бы оставаться одной, и он послушно застыл на месте.