Два рейда

Штаб дивизии и тылы были на колесах. Подводы стояли запряженные, готовые в любую минуту выехать. А в санитарной части кипела работа. Туда доставляли раненых. Санитарки и медсестры еле успевали перевязывать. Тяжелораненых сразу же заносили в дом, где хирург Скрипниченко и доктор Зима делали операции.

В штабе дивизии я доложил обстановку и попросил подкрепления.

— Помочь нечем, — сказал Вершигора.

— Тогда я сниму одну роту первого батальона и переброшу к Тютереву, — сказал я.

— Поздно. Я ее уже перебросил на западную окраину…

— Как же быть?

Вершигора долго не отвечал, потом повернулся к Ленкину, дивизион которого находился в резерве, и сказал:

— Пошли Годзенко с одним эскадроном в помощь Бакрадзе. Действовать по варианту номер один..

Ленкин молча вышел. Вслед за ним к выходу направился и я.

— Задержись на минутку, — остановил меня комдив.

— Мне надо еще в первый батальон, — ответил я.

— Там все в порядке. Сердюк занимает выгодную позицию. Да туда немцы не особенно лезут… Я тебе уже говорил: роту Бокарева перебросил на западную окраину села, чтобы прикрыть правый фланг Тютерева, а заодно и тылы. Там у нас никого не было. А фрицы обходят второй батальон и угрожают штабу дивизии, — сказал Вершигора. — Задержись, послушаем пленного. Тебе может пригодиться.

Меня радовало, что все же подкрепление послали. Да и Тютерев может не опасаться за свой фланг…

Гитлеровский офицер вел себя на допросе самоуверенно и, я бы сказал, нахально.

— Какой части? — спросил переводчик Вальтер Брун.

— Голландской дивизии СС «Викинг», — с гордостью ответил пленный.

— Дивизия полностью здесь?

— Нет, лишь один полк. Остальные в другом месте.

— Какие части, кроме вашей, принимают участие в бою?

Пленный самодовольно начал перечислять номера уже знакомых нам 1, 22, 26 и 115-го полицейских полков, танковой роты.

— Эти части в полном составе участвуют сегодня в бою? — спросил Вершигора.

— Почти. Незначительная часть сил оставлена на охране железных дорог и других объектов, — ответил пленный, улыбнулся и добавил: — Но и тех, которые действуют, достаточно, чтобы покончить с вами раз и навсегда. Мы имеем точные данные, что у вас не более трех тысяч человек, из них около трехсот раненых… Предлагаю свое посредничество. Могу от имени командования гарантировать жизнь всем партизанам. Вы сражались отважно — это делает вам честь. Дальнейшее ваше сопротивление бесполезно. Напрасная трата человеческих жизней. Сейчас вы окружены тройным кольцом. У вас иного выхода нет, кроме как сложить оружие или погибнуть в бою.

— Вы так думаете? — спросил Вершигора, пристально рассматривая выхоленного гитлеровского офицера с самоуверенным и нахальным взглядом голубых глаз.

— Уверен!

— Но у нас есть еще один выход: разгромить врага, прорвать кольцо блокады…

— Не уверен, что вам это удастся. Вернее, уверен, что не удастся.

— С нами уже не раз пытались покончить, но не сумели. Вам надо было поговорить с офицерами двадцать шестого полоса. Это наши старые знакомые по Карпатам… Мы в свою очередь гарантируем вам жизнь, если вы укажете уязвимые места в группировке немецких войск, — сказал Вершигора и улыбнулся.

— Ничего смешного в вашем положении не вижу, — серьезно сказал пленный. — Слабых мест нет. Прорваться невозможно. Да если бы были такие места, я бы все равно никогда не указал их.

— В таком случае найдем выход без вашей помощи, только тогда вы не можете рассчитывать на сохранение жизни.

— Поживем увидим, — неопределенно проговорил пленный гитлеровец.

— Чего вы с ним разговариваете?! Видать, заядлый фашист. Расстрелять его, — вмешался я в разговор.

— Не горячись, Иван Иванович, — сказал Вершигора, а потом обратился к пленному: — Вот майор предлагает расстрелять, но я этого не сделаю. Дам вам возможность лично убедиться в том, что мы найдем выход… Уведите его, — приказал комдив часовому.

— Видали, каков гусь? — сказал Петр Петрович, когда увели пленного офицера. Вершигора зашагал по комнате, по привычке засунул руки в карманы брюк. — Действительно, в нашем положении мало веселого… Офицер неглупый, мало таких нам попадается за последнее время, самоуверенных. Что ж, посмотрим. Передайте Бакрадзе, держаться до вечера!

Я возвратился в полк. Первым меня встретил взволнованный Тютерев.

— Два лучших пулеметных расчета, гады, уложили, — зло сказал он. — Один раздавили гусеницами танка. А Белов расстрелял все патроны, израсходовал гранаты и из пистолета пустил пулю себе в лоб. Смерть предпочел плену. Погибли Патрикей и командир отделения Митя Ежиков.

Эта весть потрясла меня. Пулеметчика Белова я знал давно как отважного воина. Воевал храбро и погиб как герой.

Партизаны дрались мужественно, однако положение второго батальона продолжало оставаться критическим. Атаки немцев следовали одна за другой. Вот-вот могла рухнуть вся оборона, и тогда для противника открывался путь к штабу дивизии и тылам, почти не имевшим прикрытия.

— Колесников, скачи к командиру дивизии и попроси помочь артиллерией, Что-то она молчит, — сказал Бакрадзе.

Юрий скрылся за домами.