Два рейда

Третьей ротой командовал мой друг Григорий Иванович Дорофеев. Я его хорошо знал. Разведывательная и третья роты в боях почти всегда действовали рядом. Между бойцами этих рот была крепкая боевая дружба.

Однажды мне довелось слышать, как Дорофеев, знакомясь с партизанами третьей роты, рассказывал о себе. Из этого рассказа я и узнал о его жизни.

Родился на Урале. В 1919 году отца замучили белочехи. Голод связал паренька с компанией беспризорников. Шатался голодный, в грязных лохмотьях, ночи коротал в водосточных трубах, в подвалах, на чердаках, в развалинах. Трижды его ловили и направляли в детский дом, но он всякий раз убегал. Потом стал задумываться: куда может завести беспризорщина. Решил покончить с ней. Разыскал младшую сестренку и заявился с ней в детдом. Учился. Стал пионером. Окончил ФЗУ. Все же беспризорщина оставила свой след. Однажды Григорий встретился с бродячей цирковой труппой и пристал к ней. Колесил по стране, был воздушным гимнастом. Но скоро понял, что бродячая жизнь не для него. Ушел из труппы. Обосновался в Ленинграде. Работал, вступил в комсомол. Почувствовал себя человеком. По комсомольской путевке пошел в военное училище. После окончания — служил в Красной Армии. В тридцатых годах уволился.

Где бы ни работал, его всегда увлекал спорт. Наконец ему удалось поступить в Институт физической культуры и спорта имени Лесгафта.

Начавшаяся война вернула Дорофеева в армию. Боевое крещение получил недалеко от Канева. Был помощником начальника разведки дивизии.

Однажды, это было на Днепре 8 августа 1941 года, Григория Ивановича вызвал командир дивизии, указывая на карту, спросил:

— Видишь село Ковалин?

— Вижу.

— Там должен обороняться наш сосед. Езжай, установи с ним связь и договорись о взаимодействии.

Командир дивизии дал подробные указания, рассказал, какую задачу выполняют части их дивизии, и отпустил Дорофеева.

Село Ковалин находилось не очень далеко. Гриша поехал один, без охраны. Не доезжая села, он остановился и стал наблюдать, чтобы не нарваться на гитлеровцев. Присмотревшись, увидел людей в красноармейской форме. Сомнения отпали. Там свои. Когда же Дорофеев смело въехал в Ковалин, его окружили, мигом стащили с лошади и обезоружили. Люди в красноармейской форме оказались переодетыми немцами.

Дорофеева начали допрашивать. Он ничего не отвечал. Тогда его избили, заперли в сарай и выставили часового. Близился вечер, и гитлеровцы решили отложить допрос до утра. Фашистский офицер, коверкая русские слова, так и сказал: «Как говорит русский поговорка — утром будем мудрее вечера». Но операция не удалась.

Каким-то чудом у Гришки не отобрали кривой садовый нож. Ночью Дорофеев продрал соломенную крышу, вылез на сарай и, словно кошка, прыгнул на часового. Перерезал ему горло, схватил автомат и бежал. Свою часть найти не удалось. Начались скитания.

Встретил нескольких товарищей. Много дорог они исколесили, пока напали на след партизанского отряда Ковпака. Так он стал партизаном.

Дорофеева направили в одну из самых боевых рот автоматчиком. Такой уж порядок был заведен в отряде: независимо от званий и рангов новичков посылали в подразделения рядовыми. Испытывали в боях, на что способны, и лишь после этого находили каждому его настоящее дело. Так поступили и с Дорофеевым. В боях Гриша не пасовал, действовал умело и отважно. Скоро ему вручили отделение, а затем он стал заместителем командира третьей, роты. После гибели Карпенко Дорофеев стал командиром роты.

Веселый, жизнерадостный, никогда не унывающий, он даже в бою шуткой подбадривал товарищей. За это люди его любили и готовы были с ним идти, как говорится, в огонь и воду.

Дорофеев был отличным спортсменом и прирожденным комиком. Из бойцов разведывательной и третьей рот и артбатареи он создал группу веселых затейников, плясунов, певцов, музыкантов, акробатов и в перерывах между боями организовывал концерты художественной самодеятельности. Ни одно представление не проходило без участия Дорофеева, Васи Алексеева, Леши Журова, Васи и Миши Деминых, Васи Рюмова, Юлдаша Юлдашева, Димки Качаева… Концерты пользовались большим успехом среди партизан и местных жителей. Мне самому не раз приходилось хохотать до упаду на их представлениях. Ребята в шутку называли группу самодеятельных артистов «обществом веселых чудаков», а Дорофеева — Гришкой-артистом. Каждому из них дали прозвище.

Но находились и такие, кому концерты были не по душе. Один из тех как-то сказал:

— Нашли время веселиться!

Дорофеев серьезно ответил:

— А по-твоему, мы должны плакать? Нет, браток, не выйдет! Пусть фашисты рыдают — их дела горче полыни. Наши же ребята дерутся, как львы! Почему б и не повеселиться после жаркого боя? Веселье силы прибавляет. Не так ли, товарищи?

— Правильно командир говорит! — поддержали бойцы третьей роты.

Третья рота никому ни в чем не уступала. В этом была заслуга и Дорофеева. Подчиненные понимали его с полуслова, приказы выполняли беспрекословно.