В о е н в р а ч
Ну как там наш лейтенант?
Т а м а р а. Плохо. Бредит. Все время Андрея зовет.
В о е н в р а ч. Температура держится?
Т а м а р а. Повысилась.
В о е н в р а ч. Скажи старшине, чтобы еще раз позвонил Рощину…
Т а м а р а. Звонили. Сто раз звонили. Нету его нигде.
В о е н в р а ч. Маску. Перчатки.
Л и ф а н о в. Болит, зараза… Ну, ничего, потерплю. Вы бы только Андрюшку разыскали… мне бы тогда… спокойнее было.
В о е н в р а ч
Т а м а р а
Л и ф а н о в. Видели?.. Слава богу.
В о е н в р а ч. Ну, лейтенант, в добрый час. Начинается операция.
С и н и ц а. Стой! Коробков, смотри! Из подвала какой-то немец ползет со своим «фаустом». Ну, берегись, Коробков… Сейчас как… жахнет — и все, был Коробков — нет Коробкова…
К о р о б к о в. Где твой немец? Не вижу.
С и н и ц а. Да вот, гляди, из подвала лезет…
К о р о б к о в
С и н и ц а. Вроде и верно, девка… А девка — что? Вот как вытащит пушку, как жахнет… и все, Коробков.
К о р о б к о в. Какая там пушка! Зонтик у нее… Не видишь, что ли?
С и н и ц а. А зачем этой рыбке зонтик? Дождя вроде нет?
К о р о б к о в
С и н и ц а. А так… Новое секретное оружие. «Фауст» замаскированный. Вот она сейчас жахнет… и все.
К о р о б к о в. Да она дрожит, бедняжка.
С и н и ц а. Немочка… Гляди, Коробков, ничего из себя немочка… Все на месте — ноги, руки…
К о р о б к о в. Девчонка… Чего она боится?
С и н и ц а. Нас боится. Тебя, Коробков, боится. Думает: вот как возьмет Коробков свой автомат, как жахнет… и все, нет немочки…
К о р о б к о в. Что я, ирод какой — детей стрелять?
С и н и ц а. Им Гитлер так объяснил, что мы для них хуже всяких иродов.
К о р о б к о в. Может, она голодная? Консерву ей дать…
А как думаешь, Синица, на что ей зонтик? Дождя-то нет.
Д и т е р
А н д р е й
Д и т е р. Другой нет.
А н д р е й. И за то спасибо. Увидел бы Гельмут, тебе несдобровать бы.
Д и т е р. Он был бы прав.
А н д р е й. Зачем же ты дал мне воды?
Д и т е р. Пей.
А н д р е й
Д и т е р. Если бы это зависело от меня… я бы не стал тебя убивать.
А н д р е й. Не стал бы?
Д и т е р. Я не вижу смысла в том, что мы делаем… Война уже проиграна…
А н д р е й. Смысла не видишь, а взрывчатку таскаешь?
Д и т е р. Мой отец никогда не был нацистом. Я знаю, он не любил Гитлера, хотя никогда не говорил об этом. И все-таки он пошел на фронт… И воевал… И погиб… Не мог не пойти…
А н д р е й. Но если ты понимаешь, если не видишь смысла, так что ты тут делаешь со своим карабином?
Д и т е р. Я — часовой.
А н д р е й. Ты боишься Гельмута?
Д и т е р. Да, боюсь. Эти ребята из Напола — они фанатики… их специально отбирали… И Гельмут ни перед чем не остановится. Он вы́носил идею этого бессмертного подвига и доведет дело до конца.
А н д р е й. С твоей помощью.
Д и т е р. А что мне остается?
А н д р е й. Но ведь ты понимаешь, что это не подвиг, это — преступление, убийство?!
Д и т е р
А н д р е й. Развяжи мне руки.
Д и т е р. Не могу.
А н д р е й. Развяжи.
Д и т е р. Нет.
А н д р е й. Ты хуже всех. Они все слепые, а ты… Ты трус, просто трус.
Р е й н г о л ь д. Ложись.