Я ш а. Валя, возьми себя в руки. Взгляните на знакомый пейзаж. Вид из окна. Отсюда. Крыши домов. Мост и река. Далеко на горизонте лес. Утреннее солнце. Закат. Солнечный полдень. И даже весенний дождь, а на крышах домов солнечные блики. На каждом полотне по солнцу. Какое оно разное, это термоядерное светило! Источник жизни. Папа и мама всех цветов радуги. А тут смотрите, какое солнечное сплетение… Знаю, знаю, есть такой спортивно-медицинский термин. Но я бы назвал солнечным сплетением нечто иное. Скажем, лучшую минуту жизни. Или… Или, может быть, госпожа гармония, соединение всего лучшего в человеке, и должна называться солнечным сплетением?!
В а л е р и й. Глупо. Солнечное сплетение — самое уязвимое место у человека.
Я ш а. И ты знаешь, где оно у тебя находится, Валя?
В а л е р и й. Отстань.
В и т а. Это гораздо лучше, чем я думала…
Я ш а. А теперь прошу обратить внимание на этот портрет…
В а л е р и й. Прекрати балаган.
Я ш а
В а л е р и й. Вита останется, мне надо с ней поговорить.
В и т а. Говори.
В а л е р и й
Я ш а. Могу и задержаться.
В а л е р и й. Оставьте меня с Витой.
В и т а. Говори при них. Что ты хочешь сказать?
В а л е р и й. Я сказал, чтобы они вышли.
В и т а. Сима, не уходи.
Я ш а. Останься.
В а л е р и й. Хорошо. Я отлично понимаю, зачем ты устроил этот вернисаж. Нате, полюбуйтесь — это он, Валерий Морозов, погубил блестящее дарование. Ерунда! Ни Яшку, ни меня никто не заставит заниматься чем-то другим, бросить свое дело. Хорошо. Допустим, вы все правы — я мешал тебе, я виноват в том, что ты бросила живопись. Но ты ушла. Меня не было рядом. Все зависело от тебя самой. А что изменилось? Ты потеряла время. Ради чего? Зачем ушла от меня? Я никогда не пойму этого. Ты любила меня. Так в чем дело? Не понимаю.
В и т а. Очень жаль, Валя.
Я ш а. Все элементарно, Валя. Рядом с тобой никто из нас не может стоять прямо, расправив плечи. Все сгибаются. И я. Я это делаю лучше всех, Валя, так естественно и непринужденно, что даже сам не замечаю этого.
В а л е р и й. Чепуху городишь!
Я ш а. А ты послушай. Ты ведь никого не слышишь, кроме себя.
В а л е р и й. Я знаю все, что ты можешь сказать.
Я ш а. Тебе кажется, что ты все знаешь, что я могу сказать. А я сам иногда этого не знаю. Я, например, не знал, что у меня тоже появляется пружина.
В а л е р и й. Какая пружина? Что ты городишь?
Я ш а. Да, да, Симочка, та самая пружина, о которой я тебе говорил. Я выламываюсь, отделываюсь шуткой, даже когда хочется стукнуть тебя, потому что ценю твое упорство, умение ясно видеть цель. Я преклоняюсь перед твоей требовательностью к себе. Но ты не замечаешь, как эта твоя беспощадность к себе оборачивается равнодушием, просто жестокостью к тем, кто тебя же любит. Ты и не подозреваешь, что любой человек в нашей лаборатории, не говоря обо мне, мог бы сделать в тысячу раз больше, если бы он перестал быть для тебя только сотрудником, а стал еще и человеком. Ты возмущаешься, что я теряю интерес к работе? Да, теряю. Но с этим все, Валя. Запомни. А у Витки, у нее другая конструкция. В ней мало углерода. Ломкая структура. Если бы она не ушла, ты бы ее сломал, ты превратил бы ее в собственную тень. И, если хочешь знать, больше всего я ее уважаю за то, что она ушла от тебя. Зачем ты ее позвал? Что ты от нее хочешь?
С и м а. Он может не говорить. Я скажу.
Я ш а
В и т а
С и м а. А кто? Если бы ты не пришла, все было бы по-другому.
В и т а. И ты была бы счастлива, понимая, как он к тебе относится?
С и м а. Да. Мне это все равно. Пусть так, но я люблю его. Можешь ты это понять?
В и т а. Могу. Я понимаю это, Сима. Но я слишком хорошо знаю Валерия. Рано или поздно с тобой произойдет в этом доме то, что случилось со мной.
В а л е р и й. Ну что, наконец, произошло в этом доме?! Что, тебя здесь пытали?! Скажи, в чем я виноват? Что я тебе сделал плохого?