Читаем Два веса, две мерки [Due pesi due misure] полностью

Тесты, утверждает этот шведский писатель, представляют собой разновидность психологического терроризма, жертвами которого оказываются лишь низшие чины армии служащих. Если бы президенту промышленного комплекса Круппа предложили руководить предприятиями «Мерседес», никто не посмел бы задать ему вопрос: «Часы бьют каждый час и затем каждые четверть часа; из-за поломки механизма они стали отбивать два удара в четверть часа, три — в две четверти и четыре — в три четверти часа. Скажите, который час, если часы пробили сначала шесть ударов, а затем три».

Да кто они такие, эти наглецы, что присваивают себе право научно измерять людскую сообразительность, зачастую даже не считаясь с тем, что кандидаты на то или иное место решают предложенные им проблемы в слишком жаркой или слишком холодной комнате?! Почему они забывают (вопреки науке), что лучшие результаты человек показывает в 10 часов утра при температуре около 22 градусов?

И какой компьютер может рассчитать объективность ответа? Один из наиболее классических вопросов гласит: «Если бы у вас было две возможности провести вечер — посмотреть в театре пьесу Шекспира или пойти на встречу по боксу, — что бы вы выбрали?» Большинство опрашиваемых считает, что они предстанут в лучшем свете, выбрав Шекспира. Бедняги и не подозревают, что в философии бизнеса бокс означает агрессивность, любовь к соревнованию, словом, положительные качества для исполнителя, в то время как высказавшийся за Шекспира считается человеком созерцательным, далеко не мужественным и, следовательно, плохим приобретением для предприятия.

В своей тестофобии Люнгман перечисляет ряд идиотских вопросов-ловушек, напоминающих мой случай с батареями. Например: «Я посадил деревцо высотой в восемь сантиметров. В конце первого года оно выросло до двенадцати сантиметров, на второй достигло восемнадцати, на третий — двадцати семи. Спрашивается, какой высоты оно будет в конце четвертого года?» Задайте этот вопрос крестьянину, и он вам ответит: «Рассчитать это невозможно, ибо деревья растут как придется». Но какой-нибудь знаток геометрии или бухгалтер очумеет на его месте от безумных уравнений.

От искушения добиться максимальной отдачи работника на предприятии никуда не уйдешь, а заманчивость теста с его ореолом фрейдизма слишком глубоко укоренилась в сознании хозяев. Одну мою знакомую, мечтавшую стать стюардессой, вызвали для проверки. Она вошла в офис с застекленными стенами и полом, затянутым мягкой тканью. За письменным столом из вороненой стали сидел в жилете молодой менеджер с сигарой в зубах. Он принялся любезно с ней беседовать. Время от времени, однако, он обрушивал на нее пулеметную очередь: возьмите ручку на столе и постарайтесь за десять секунд определить в трех словах свой характер. Затем снова переходил на любезный тон, продолжая как ни в чем не бывало прерванный разговор: «„Эммануэль“ немного разочаровывает, не правда ли? Книга куда лучше, хотя и она порядком устарела». И вдруг снова ни с того ни с сего: учитывая, что перья есть только у птиц, какое из трех утверждений правильно: 1) птицы меняют оперение весной; 2) все перья легки; 3) у змей перьев нет.

И пока девица едва справлялась с сердцебиением, молодой менеджер совершал плавные пируэты на вертящемся кресле и пускал к потолку густые клубы дыма — благодаря тесту он чувствовал себя хозяином положения. Быть может, к марксистскому определению антагонистического общества следует добавить, что люди делятся также на экзаменуемых и экзаменующих?

Довольно странно, что профсоюзные и студенческие организации, одержавшие немало успехов во всех областях (автоматическое повышение в должности, распознание симуляции заболевания, запрограммированный опрос школьников, в том числе и на дому, экзаменационные комиссии в университетах), чувствуют себя безоружными, запуганными перед лицом тестов. В конце концов, не так уж много нужно, чтобы экзаменуемые добились права задавать вопросы экзаменаторам.

А может быть, дело в том, что ненавистный тест гипнотизирует и влечет к себе подсознательно: привыкли же мы во всем соперничать друг с другом — в количестве автомобильных цилиндров, в дешевизне платы за квартиру, в физической силе, в меблировке гостиных, в межсемейных перепалках радиорубрики «Гамберо», в умопомрачительных выходках наших детей.

Пока не изобретут ушной термометр для измерения степени людской одаренности, мы так и не избавимся от искушения прибегать к помощи тестов. В некоторых общественных кругах матери уже с детского возраста, как на прививку, водят своих возлюбленных чад на определение коэффициента одаренности. Либо проделывают эту операцию дома с помощью пособий Фельтринелли: достаточно разделить период умственного созревания на возраст ребенка в месяцах, умножить полученное число на сто, и в случае если результат окажется удовлетворительным, то его можно даже вышить на джинсах.

РАВНОДУШИЕ

Перевод Г. Смирнова.

Чемодан и сержант

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия