Двадцать и двадцать один. Наивность (СИ)

- Врачи говорят, что ты выздоровеешь за месяц. Только швы придётся часто менять, – пожал плечами Орлов. – И ещё, ты не расстраиваешься из-за волос? Их пришлось обрезать, чтобы провести операцию.

Виктория отрицательно качнула головой. Длинна её волос раньше, конечно, очень волновала её, ибо для их ухода уходили нескромные средства, а теперь разве это могло иметь значение? Отрастут, если, конечно, “Умнице” не понравится носить каре.

- Кстати, я хочу тебе напомнить: ровно через месяц у нас торжественное мероприятие! Ты как, возьмёшь меня в Новороссийск? Я, между прочим, почти наизусть знаю хронологию всех событий и биографию исторических личностей.

Девушка кивнула. Она не могла забыть разговор о табличке. Ведь ради этого было всё затеяно. И если оружие будет спрятано там, под землей, то во всей научной сфере произойдёт самая настоящая революция. Ради этого, наверное, стоило жить. На следующий социалистку навестят товарищи, и теперь, когда всё кончено, стоило подождать всего лишь четыре недели ради того, чтобы, наконец, достигнуть своей цели.

Март 1919 г. РСФСР. Кремль. Квартира Сталина.

Вечер этого дня выдался на редкость приятным, ибо в доме всё говорило о приготовлении к торжеству: на граммофоне играла пластинка с песней “Очи чёрные” в залихватском исполнении Шаляпина, а стол, поставленный специально ближе к центру гостиной, был накрыт разнообразной едой. Хозяевами этой квартиры была обеспечена предпраздничная атмосфера, и всё было готово для встречи гостей.

Коба не хотел устраивать публичную вечеринку, а провести день в тихой, спокойной обстановке вместе с Надеждой, однако она смогла его убедить организовать в доме приём по случаю праздника, чтобы не обидеть товарищей. И Коба согласился. За это время он стал куда податлив и даже в чём-то уступал, на удивление самому себе. Однако какие здесь могли быть торжества? Буквально на днях были похороны Якова Свердлова, тут же закончился VIII съезд партии. Коба был очень утомлён этим. Однако были и положительные изменения в его жизни: его избрали в Политбюро и карьерная лестница начала свой взлёт.

Самое главное: его очень ценит Ленин. Уже с давних пор Коба не помнил, когда был таким же счастливым, как теперь? Его прижизненные мрачность, вспыльчивость и отчуждение ушли на второй план, уступая место спокойствию и флегматичности. И как же Коба был рад, что Вождь, несмотря на свою занятость, нанёс визит в его дом, пускай и последним.

- Благодарю вас, что пришли, – пожал руку Ильича Коба и пригласил в зал. – Прошу, проходите.

- Нет-нет, батенька, я на минутку, вас поздравить, – возразил Ленин. отмахиваясь. – У меня ещё осталась кое-какая работа, и нужно безотлагательно её разрешить.

- Ну, Владимир Ильич, не обижайте! – воскликнул Коба со всей своей национальной обаятельностью. – Хотя бы до первого тоста-то останьтесь.

- От моей Нади мне достанется. Ох, ну хорошо! – махнул рукой Ильич и прошёл в зал. – Здравствуйте, доброй ночи, товарищи!..

Гостинная была наполнена гостями, которые, само собой, были непосредственными коллегами Кобы. Каменев и Зиновьев, оставив супруг, о чём-то переговаривались, Бухарин и Луначарский хвалили обстановку, рассказывая Наденьке о французском декорировании залов; на банкете присутствовали даже Дзержинский, Ворошилов, Молотов и молодой ставленник Кобы – Сергей Киров. Он любопытно озирался по сторонам своими большими, небесно-голубыми глазами и совсем засмущался, когда товарищи попросили ему что-нибудь сыграть на рояли для разрядки.

- Я же вам не барышня, товарищи! – оправдывался Киров, однако Климент Ворошилов, применив насильственные методы, подтолкнул Сергея к фортепиано. – Я же кроме Вертинского больше ничего не умею, помилуйте!

- Играйте Вертинского, батенька, – махнул Ильич. – Просим.

- Так он ведь... – вновь смутился Киров, опустив глаза. – “Кокаинетку” знаю-то.

- Ничего-ничего. Играйте уже, наконец!

И, должно признать, импровизированный перфоманс Кирова вышел на аплодисменты и даже на подпевание голосами Зиновьева и Луначарского. Кобе важно было поддерживать в доме живую обстановку, а потому сам одобрил живую музыку тихим и скрипучим грампластинкам.

- Выпьем, наконец, товарищи! – воскликнул Ворошилов из дальнего угла зала. Его предложение поддержали голоса гостей. – За здоровье молодых!

- Давайте я, – вызвался Каменев, перенимая бутылку с шампанским и направляя её в потолок.

- Не выбей люстру, Лёва, – весело предупредил его Зиновьев.

- Обижаешь! – протянул Каменев, и с помощью ловкого движения руки пробка лихо вылетела из горла со звуком глухого выстрела.

Раздались одобрительные посвистывания и восклицания большевиков. Надя, которая стояла ближе всех, вскрикнула, испугавшись оглушительного звуках, а затем звонко рассмеялась.