Двадцать лет до рассвета (СИ)

Вайдвен уже и позабыл, каково это — жить без сияющего огонька внутри, неизменно отвечающего светом на свет. Выделенная ему комната в одном из домов, принадлежащих Мораю или кому-то из его людей, непривычно пуста; Вайдвен прислушивается — нет, звон клинков только померещился ему, на улице тихо… только караульные эрла переговариваются у двери. Спорят, сияет ли фермер-пророк ночью так же, как днем, и как ему спится с солнечной короной.

Ему совершенно точно не спится. Вайдвен подходит к окну и отворяет ставни, бесстрашно встречая колючий, но приятно свежий зимний воздух. В ночной темноте столицы мерцают сотни крохотных огоньков, и Вайдвен ничуть не беспокоится, что выдаст себя сиянием божественного пламени — для стороннего наблюдателя это будет такой же огонек, один из многих, неотличимый от других.

Единственной тенью в столице остается недвижимая громада губернаторского дворца. Завтра и она наполнится светом. Интересно, каково это будет? Как в полях Карока, если бы Вайдвен тогда позволил Эотасу проявить свою силу всерьез?

Божественное благословение, человеческий свеф. Совсем запутавшись, Вайдвен безмолвно тянется к горящей внутри свече, и любящее тепло привычно откликается ему.

— Это и я уже… без благословения не могу? — тихо спрашивает Вайдвен.

И ты, и эти люди очень долго жили в темноте — оттого вам тяжело принять свет как должное. Но когда он будет ярко гореть и в вас самих, вам больше не будет казаться чем-то особенным благословение бога.

— Что-то я сомневаюсь, что мы когда-нибудь сможем быть такими, как ты, — бормочет Вайдвен. Лучистый огонек искрится внутри теплой эотасовой улыбкой.

Все верно. Кто бы еще сомневался за меня?

Вайдвен фыркает, но от дружеской шутки ему все же становится немного легче.

В богах нет ничего особенного. Меня создали люди на основе людей, я учился на человеческих душах, я — как и все боги — всего лишь иллюстрация малой части того, на что способно человечестве в перспективе.

Вайдвен вздыхает и скрещивает руки на груди. Дворец грейва неизбежно притягивает его взгляд; Алдвин собрал всех своих защитников в дворцовом районе, и если начнется бой — крови будет немеряно. Эотас защищает своего носителя, но не вмешивается, чтобы предотвратить другие смерти… Вайдвену остается надеяться только на благоразумие самих людей.

— Ну, скажем, у нас все получится, — говорит Вайдвен, хоть и сам не знает, что именно у них получится. — А что нам делать дальше? Ну, мы попытаемся накормить Редсерас, шугнем аэдирцев от наших границ, пересмотрим торговые договоры, поменяем законы… а что с зарей? Пойдем проповедовать в другие края?

Эотас молчит необычайно долго, прежде чем отозваться.

Спроси меня на рассвете.

Вайдвен совершенно сбит с толку таким ответом.

— Чего? Сейчас неподходящее время для загадок, дружище!

Я боюсь выбрать неверный путь. Сейчас слишком многое еще не определено, слишком много факторов равно могут оказаться решающими или незначительными. К Весеннему рассвету, когда в Редсерасе воцарится хотя бы минимальная стабильность, я буду уверен.

Если даже всемогущий Гхаун не знает ответа, что говорить о смертных. Ничего, в Редсерасе у них тоже будет полно дел.

— А как ты сам? — помолчав, осторожно спрашивает Вайдвен. Все-таки Эотас делает немало, чтобы защитить его; из каждого боя Вайдвен выходит без единой царапины. А тут еще и Гхаун, прожорливости которого даже галавейновы зверюги, наверное, позавидуют. И все эти люди, которые внезапно стали ему молиться. Даже для бога это немало работы.

Огонек внутри удивленно вспыхивает, будто Эотас и впрямь не ожидал услышать ничего подобного. А потом благодарно светится — так, что у Вайдвена в груди становится горячо-горячо, будто там солнце зажглось.

Нечасто богам задают такие вопросы. Я благодарен тебе за заботу, друг, но у меня вполне хватает сил.

Эотас не любит говорить как человек — неудивительно; он соткан из света и оперирует светом. Заря осторожно укутывает душу Вайдвена в невесомо-призрачный туман первых минут рассвета, и тому невероятно легко от ясного весеннего сияния, пропитанного надеждой и благодарностью, так странно чужого в голодной редсерасской зиме. Завтра, чудится Вайдвену в тишине. Завтра мы разожжем звезды и проведем Редсерас сквозь ночь. Вайдвен вспоминает о своих опасениях — о гневе Аэдира, огромной армии ферконинга, что пройдется по восставшей колонии и не заметит ничтожной горстки мятежных крестьян… а в ответ память отзывается ему видением огненного клейма на лице Карока. Эотас абсолютно безмятежен, хоть и собирается буквально отобрать власть у богини власти, известной своей мстительностью.

— А что, если Воэдика обидится и попытается нас убить? — если Вайдвену больше некому задать дурацкие вопросы, он будет задавать их Эотасу. Его и впрямь немного тревожит, что его бог разругался со всеми остальными богами, а теперь решил, что Воэдика — неподходящий правитель для кучки фермеров, и Опаленная Королева вполне может обойтись Аэдирской Империей.

Это вероятно, с прежней спокойной улыбкой отвечает Эотас. Именно на этот случай мы создали пакт о невмешательстве.