Двадцать лет спустя

Сказав это, он пожал руку Гримо, которому такая честь, видимо, весьма польстила.

— Так до свидания, капитан, — простился с Планше Арамис насмешливым тоном. — Если с нами что-нибудь случится, мы обратимся к вам.

— Сударь, — отвечал ему Планше, — в этом случае, как и всегда, я ваш покорный слуга.

— А ведь ловкая шельма, и даже очень, — заметил Арамис, садясь на лошадь.

— Да и как не быть ему таким, — согласился Атос, усаживаясь в седло, — раз он столько лет чистил шляпу своего господина?

XXXIV ПОСЛЫ

Оба друга тотчас же двинулись в путь и стали спускаться по крутому склону предместья. Когда они достигли подошвы холма, они увидели, к своему великому изумлению, что улицы Парижа превратились в реки, а площади— в озера. Вследствие январских проливных дождей, Сена выступила из берегов и затопила полстолицы.

Атос и Арамис сначала храбро въехали на лошадях в воду, но она доходила бедным животным до груди. Пришлось сменить лошадей на лодку, что наши друзья и сделали, приказав своим слугам дожидаться их на рынке.

На лодке они добрались до Лувра. Уже спустилась ночь. Вид Парижа, слабо освещенного мигающими среди этих площадей-озер фонарями, со всеми этими лодками, в которых, блестя оружием, разъезжали патрули, с ночной перекличкой стражи на постах, поразил Арамиса, необычайно легко поддающегося воинственным настроениям.

Они прибыли к королеве. Им предложили обождать в приемной, так как королева принимала в эту минуту двух господ, принесших ей вести из Англии.

— Но мы тоже, — сказал Атос слуге, передавшему ему об этом, — мы тоже не только принесли вести из Англии, но и сами прибыли оттуда.

— Разрешите в таком случае узнать ваши имена, — сказал слуга.

— Граф де Ла Фер и шевалье д’Эрбле, — ответил Арамис.

— О, тогда, — с волнением сказал слуга, услышав имена, которые так часто произносила с надеждой королева, — в таком случае ее величество ни за что не простит мне, если я заставлю вас ждать хотя бы одну минуту. Пожалуйте за мной.

Он прошел вперед, сопровождаемый Атосом и Арамисом.

Когда они подошли к комнате королевы, слуга остановил их и открыл дверь.

— Ваше величество, я осмелился нарушить ваше приказание и привел сюда двоих господ, которых зовут граф де Ла Фер и шевалье д’Эрбле.

Услышав эти имена, королева испустила крик радости, который наши друзья ясно расслышали из другой комнаты.

— Бедная королева! — пробормотал Атос.

— О, пусть войдут, пусть войдут! — воскликнула, в свою очередь, юная принцесса, бросаясь к двери.

Бедное дитя не покидало своей матери, разлученной со второй дочерью и сыновьями.

— Входите, входите, господа! — воскликнула она, сама отворяя дверь.

Атос и Арамис вошли. Королева сидела в кресле, и перед нею стояли двое из тех лиц, которых мы видели в кордегардии.

Это были Фламаран и Гаспар де Колиньи, герцог Шатильонский, брат которого семь или восемь лет перед тем был убит на дуэли на Королевской площади из-за госпожи де Лонгвиль. При появлении наших друзей они отступили на шаг и с некоторым беспокойством зашептались.

— Итак, — воскликнула английская королева, увидав Атоса и Арамиса, — наконец-то, вы прибыли, верные друзья! Но королевские курьеры, как видите, опередили вас. Двор был извещен о происшедшем в Лондоне в тот момент, когда вы только вступали в Париж, и вот господа де Фламаран и де Шатильон сообщили мне по поручению ее величества Анны Австрийской последние известия из Англии.

Арамис и Атос переглянулись. Спокойствие, даже радость, сверкавшие в глазах королевы, поразили их.

— Продолжайте, прошу вас, господа, — проговорила она, обращаясь к Фламарану и Шатильону. — Итак, вы сказали, что его величество Карл Первый, мой августейший супруг, был осужден на смерть против желания большинства его подданных?

— Да, — ваше величество, — пролепетал Шатильон.

Арамис и Атос переглядывались. Изумление их все возрастало.

— И когда его вели на эшафот, — продолжала королева, — на эшафот, моего супруга, короля! — возмущенный народ его освободил?

— Да, ваше величество, — отвечал Шатильон так тихо, что Атос и Арамис, несмотря на все свое внимание, едва расслышали этот утвердительный ответ.

Королева сложила руки с растроганным и благодарным выражением лица, между тем как ее дочь обвила руками ее шею и поцеловала ее глаза, залитые слезами радости.

— Теперь нам остается только засвидетельствовать вашему величеству наше глубочайшее почтение, — сказал, торопясь закончить эту тягостную для него сцену, Шатильон, покрасневший под проницательным взглядом Атоса.

— Еще минуту, господа, — сказала королева, удерживая их знаком. — Одну минуту. Граф де Ла Фер и шевалье д’Эрбле прибыли, как вы слышали, из Лондона. Как очевидцы, они сообщат, быть может, подробности, которых вы не знаете и которые вы передадите королеве, моей доброй сестре. Говорите, господа, я вас слушаю. Не скрывайте, не смягчайте ничего. Раз король жив и его честь спасена, все остальное мне безразлично.

Атос побледнел и прижал руку к груди. От королевы не ускользнуло это движение и бледность Атоса; она повторила:

— Говорите же, граф, прошу вас, говорите!