Двадцать минут на Манхэттене

Джейн и Марго – напоминание о том, что кварталу нужны свои сказители, а сказителям – свои слушатели. Сказительство – простейший обмен, производимый лицом к лицу, он исключительно важен для создания коллективной идентичности. Подобное прямое взаимодействие – фундамент нашей районной политики. Преобразование подхода «лицом к лицу» в принцип «от двери до двери» или же материализация его в брошюрках, передаваемых на улице из рук в руки, – ключевое звено в цепочке связей, формирующих основу гражданской жизни и очерчивающих размер нашей общины путем определения размеров территории, в которой мы заинтересованы, границ «дома». На практике эта гражданская активность важна как способ противостоять политикам, предпочитающим заходить с другой стороны, через полностью опосредованное взаимодействие. Местный же активизм может процветать лишь в местном пространстве.

Совершенно необходимо, чтобы в городе оставалось место для активистов и сказителей, «агентов сплочения», для непрерывающегося присутствия людей, подобных Марго и Джейн. Фиксированная арендная плата – самое простое, что мы можем предложить в обмен на их дельфийские речения. Хорошие города – и хорошие общества – отмечены взаимоналожением таких понятий, как динамизм, толерантность, справедливость и смешение, а не постоянными вторжениями в городскую ткань скоростных магистралей и проектов «реновации», осуществляемых словно с чистого листа, или же вторжениями в социальную ткань, осуществляемыми посредством «облагораживания», джентрификации. Подобные градостроительные «ампутации», как и сама эта медицинская метафорика, решительно отвергались Джейн Джейкобс и другими. Во-первых, потому, что они разрушали сложившиеся местные сообщества, а во-вторых потому, что дома, появляющиеся на месте снесенных, не просто препятствовали восстановлению той жизни, что велась прежде на этом месте, но и не способствовали возникновению новых соседских отношений, наделенных тонкостью и сложностью тех, что были утрачены.

Но я забегаю вперед. Вернемся к самому началу. В нашей квартире особый воздушный колодец обеспечивает дневной свет и проветривание в спальне, в ванной и в двух небольших комнатах, которые мы используем как кабинеты. Поскольку мы обитаем на верхнем этаже, через окна видно немного неба, не говоря уж про невольную панораму на гостиную наших соседей, по другую строну двора-колодца. На нижних же этажах «Аннабель Ли» из окон доступен вид только на мрачные кирпичные стены в тусклом освещении. Из-за его безопасности воздушный колодец облюбовали голуби. Они собираются на наружных подоконниках, метят стены белым и назойливо воркуют по ночам, причем в брачный сезон их воркование становится настоящей какофонией. Одним из последних технических усовершенствований, привнесенных для нашей пользы домовладельцем, стала установка над двором-колодцем проволочной сетки, чтобы отвадить назойливых птиц. Конструкция эта давно прохудилась, но, похоже, успела изменить привычки наших голубей – они так и не вернулись.

Мне нравится жить на верхнем этаже. Вид из передних и задних окон так хорош, как он вообще может быть в «Аннабель Ли». На юг – перспектива тесно составленных крыш, упирающаяся в небо и, до 11 сентября, во Всемирный торговый центр. На север, из нашей спальни, почти точно посередине окна, возвышается Эмпайр-стейт-билдинг. Созерцая этот ствол, возвышающийся между моих ног, я размышляю о фаллоцентризме небоскребов, о маскулинности их структуры. Как емко сформулировал Луис Салливан:[25] «Перед тобой – мужик… настоящий мужик, мужицкий мужик; мужественная сила… самец как он есть… памятник торговле, упорядоченному духу коммерции, мощи и прогрессу своего времени… мужик… он поет песнь созидающей мощи!» И точно.

После того как Гарри Хелмсли вложился в Эмпайр-стейт-билдинг, его жена, многажды поносимая, недавно скончавшаяся Леона,[26] объявила о запуске программы подсветки верхушки здания – практика, продолженная нынешними владельцами. На праздник Четвертого июля подсветка была красная, синяя и белая. На день Святого Патрика – зеленая. На Валентинов день – розовая. Во время гей-парада (в отсутствии солидарности со всеми горожанами Леону упрекнуть было трудно) – лавандово-фиолетовая. Для нас эта культурная метка несет и другие смыслы. Ровно в два часа ночи свет выключается, и мы или замечаем, что давно пора спать, или же, наоборот, отмечаем, что спать совсем не хочется. Освещенная вершина небоскреба дает нам также прекрасную возможность оценить облачность и туманность. Мы в двадцати семи блоках к югу от Эмпайр-стейт-билдинг, и, в зависимости от того, не видно ли здания вовсе, видно смутно или же оно четко проступает сквозь облака, можно прикинуть погоду на завтра.