И все же Крауч проиграл. Наверное, слишком сыграли против него происхождение матери и огласка семейных тайн жены. Во время ужина после приезда с каникул Лили бросилось в глаза лицо его сына. Мальчишка выглядел, несмотря на неприязнь к отцу, совершено убитым и обозленным на весь свет. «Переживает неудачу отца? – гадала Лили. – Значит, все-таки к нему привязан? Или тот, наоборот, сорвал неудачу на жене и сыне, и мальчик переживает из-за этого?» Если так… Лили не жаловала Барти-младшего, отлично помня его выходки по отношению к магглорожденным, но впервые подумала, что Алиса, может быть, в неприятии Крауча не так уж неправа. К чему может привести общество человек, упустивший собственного сына, отыгрывающийся на жене?
Весну сменило лето, экзамены навалились, и вот уже Лили, глянув на календарь, с удивлением обнаружила: со дня её ссоры с Северусом прошел ровно год. Опять стояло столь же ясное утро, и яркий восход обещал жару. День был выходной, Лили после завтрака спустилась во двор, присела на уже обогретую солнцем скамью.
Отдыхая от изнуряющей подготовки к СОВ, Нелли Гамильтон играла с Джуди Браун во что-то вроде тенниса – впрочем, девочки совершенно исказили правила игры, подчинив их своей прихоти. Длинноносенькая очкастая Сьюзен Смолли с важным видом судействовала. Два первокурсника, гриффиндорец и рейвенкловец, в углу двора устроили дуэль.
На скамейке у фонтана в окружении первокурсников и второкурсников сидела Мэрион Риверс. Маделайн Вэнс жалась к её плечу, а Мэрион, как всегда, читала мрачное – на сей раз «Балладу повешенных» Вийона.
- Мы братья ваши, хоть и палачам
Достались мы, обмануты судьбой.
Но ведь никто - известно это вам? -
Никто из нас не властен над собой!
Мы скоро станем прахом и золой,
Окончена для нас стезя земная,
Нам Бог судья! И к вам, живым, взирая,
Лишь об одном мы просим в этот час:
Не будьте строги, мертвых осуждая,
И помолитесь Господу за нас!
Ребятишки притихли, разинув рты. Лили только покачала головой. Ладно еще самой любить ужасы – хотя тяги Риверс к страшным стихам ей никогда не понять – но зачем пугать детей? С них достаточно новостей в «Ежедневном пророке».
- Жуть какую читает, правда? - с неловкой развязностью сказали рядом, и от одного этого голоса, обволакивающего и глубокого, у Лили, как всегда, пробежали по коже сладкие мурашки. Джеймс уселся на скамейку верхом, оперся ладонями на сидение и поглядел на девушку исподлобья, виновато и лукаво.
- Не сердишься на меня, Эванс?
- За что я должна сердиться?
- Ну, - он дернул плечами. – К примеру, за Пенни-Черри. Ты сердиться можешь, но я, правда, не хотел. И чем дальше дуться, лучше дай мне сразу по морде.
- Я сержусь? – Лили вскинула брови. – Я дуюсь? С чего ты взял? Я не говорю с тобой только потому, что ты со мной не говоришь. Но кое-что мне все-таки не нравится, - ей давно хотелось высказаться об этом.
- Что? – он, явно волнуясь, взлохматил волосы.
- Хватит называть меня Эванс. У меня имя есть.
- Ну да, - Джеймс покраснел. – Лили. Лили, - повторил он, точно пробуя вкус. – Хорошо. Оно у тебя простое. Вот у Блэков, представляешь, одну девицу века из девятнадцатого звали, - он произнес по слогам, нарочито задыхаясь, - Мисапиноа.
Лили прыснула.
- Бедняжка, за что её так?
- За все хорошее. Не жалей её, Эва… Лили. Она была такой же, как все Блэки. Пытала эльфов Круциатусами или, может быть, просто порола их плетью, презирала магглов и считала себя выше других на том основании, что ничего не делала в жизни.
- Такой же, как все Блэки… - Лили смотрела на перехлест струй фонтана. – А Сириус?
Джеймс фыркнул.
- Иногда я его боюсь. Только никому не говори, и особенно ему, а то мне придется хуже, чем блэковским эльфам, - увидев, как вытянулось лицо Лили, Джеймс посерьезнел. – Он совсем не такой. Он на все для своих готов, понимаешь? К дементорам за них пойдет, если надо.
В лице Поттера мужское удивительно сочеталось с мальчишеским, и Лили так же сильно хотелось коснуться его губ, как и надрать ему уши.
- Джеймс, а можно… - он слегка хрюкнул, когда она назвала его по имени. – Можно, я тебе волосы приглажу?
Поттер кивнул, трогательно краснея. Девушка бережно провела ладонью по его вихрам, удивляясь их мягкости и податливости. Кажется, пара усилий – и она приведет ему голову в порядок, но ничуть не бывало: вихры выпрямились, как только она убрала руки.
- Заколдовал ты их, что ли?
- Природа заколдовала, Э… Лили.
Она еще держала руки у него на плечах. Его остроскулое смуглое лицо, ореховые глаза с длинными выгоревшими ресницами, обветренные, потрескавшиеся губы были совсем близко. И Лили сама не поняла, как случилось, что всем телом она прильнула к нему, грудью прижалась к его широкой груди, и шеи их сплелись, и губы соприкоснулись…
Перед отъездом Джеймс подарил Лили музыкальную шкатулку, очень чисто игравшую несколько мелодий танго.
- Я знаю, что ты любишь, - ему необыкновенно шла новая застенчивая улыбка. – Вот летом развлечешься. Только ни с кем под них не танцуй!
- И с кузенами? – Лили спросила просто так, кузенов своих она отроду не видела.