Двадцать первый: Книга фантазмов

Миладинов любезно поздоровался легким поклоном и снова повернулся к Кириллу, а Джошуа, Роуз и Ребекка пошли в противоположном направлении, спокойно прогуливаясь по длинному пляжу Парамарибо.

— Не только нам, Кирилл, всем! — сказал Миладинов, отвечая на оставшийся висеть в воздухе вопрос Кирилла. — Вот человек, с которым я поздоровался, еврей, чьи предки две тысячи лет назад пошли из Палестины в Европу, пять веков назад поселились в Германии, а полвека назад были изгнаны в Америку. А теперь он здесь. Нам всем суждено переселяться, искать лучшее место для жизни. Так мы и завоевываем весь мир. Ты знаешь, что на корабле Колумба Америки достиг один мой земляк из Охрида?

— Я не знал, — сказал удивленно Кирилл.

Мето заметил такую реакцию отца и захихикал. Кирилл был уязвлен и укоризненно посмотрел на сына.

— Вот так, старый, — сказал Мето, дымя карибской сигарой, — смотри, откуда уехал, чтобы попасть сюда.

— Да бросьте вы, — сказала учительница и попросила своего героя продолжить прогулку и рассказ.

— Нет, нет, мадам. Эта тема и для меня весьма болезненная, — сказал Димитр Миладинов и посмотрел сначала на Кирилла, потом перед собой. — Нам что, навсегда на роду написано быть везде чужестранцами? Быть, как перелетные птицы. Уезжать и возвращаться. Иногда надо остаться там, в новом краю. Вот я, например. Я, как чайка, улетел из Охрида и Струги. И такая меня охватила тоска, что я затанцевал. Поймал ритм. Сначала никак не шло. Я танцевал Тешкото. Это тяжелый танец, с ним от земли не оторваться. Ноги будто липнут к земле, вот и все. Тогда я затанцевал побыстрее. Мне стало легче, и я взлетел. Полетел, как Сильян-аист. Наш земляк из народных сказок. Я летел, братья. Летел над горами и лесами, над морями и океанами. А там наверху, пока я летел, ко мне присоединялись другие. Все наши. Рядом со мной летел мой брат. Я узнал и некоторых из наших студентов. Там был Пырличев, из Велеса прилетел Жинзифов, с Дойрана — Партений Зографский^[109]… И потом подлетали все новые. Собралась большая стая. Чайки, голуби, соколы и мы, аисты. Разные птицы, но, похоже, все из наших краев. Так мы и летали по небу, где только не были. Расстояния исчезли. Мир стал маленьким. Небо стало низким. Все мы стали птицами. Душа обрела крылья! Мы летим, это наша судьба. И когда мы дома, мы летаем. Так нам на роду написано. Попробуй как-нибудь, приятель, увидишь, это работает. Все можно, если захотеть.

Чуть дальше по пляжу на шезлонге в сине-белую полоску сидит Зизи и поет, держа зажженную сигарету, в то время как Кемаль, в темных очках и закатанных до колен штанах, глядит вдаль на воды океана. Все выглядит, как большой всемирно известный курорт.

Те, кто в это время зашли на сайт Парамарибо, могут в прямом эфире увидеть, как в небе над океаном появляется силуэт Йоргоса Зорбы с раскрытыми крыльями. Грек летел на заработки в Скопье, оставляя безумные струи сильных карибских ветров. Седые волосы и белая рубашка с рукавами, засученными до локтей, колыхались на ветру. Он повернул небритое лицо, на котором играла улыбка, и посмотрел вниз.

— Эээй!!! — закричал Зорба сверху. — , .

— А это еще кто такой? — с удивлением спросил Кемаль.

— Mais il est si charmant{Но как он мил.}, — воскликнула Зизи с шезлонга и с энтузиазмом замахала рукой вслед летуну.

Кемаль недовольно скривился, подошел к шезлонгу, наклонился и поцеловал ее, не видя, что по небу, кроме грека, летит еще кто-то.

— Господин Зорба! — позвал его Константин Миладинов, подлетев поближе.

— О, это ты, ! — сердечно воскликнул Зорба и радостно рассмеялся.

— Прошу прощения, — сказал поэт, — а что вы здесь делаете?

— Лечу, мой друг, — ответил Зорба, — опять мне засвербело, и я полетел. Я был дома, приземлился в родном селе Ливади в Фессалии, потом сделал круг над Закинфом и отправился сюда через океан…

— Это напоминает мне о кафе, где мы познакомились, — сказал Миладинов. — Вы опять взлетели из «Океана»?

— Я взлетаю, взлетаю… — загадочно сказал Зорбас, — из кафе, винных погребков, взлетаю из моего родного места Ливади, с Халкидики, где я работал, афонских монастырей, где я познакомился со своим писателем, с рудника в Баняни и с кладбища Бутел в Скопье, я взлетаю…

— В последний раз я видел вас в Скопье в другую эпоху.

— А сейчас наше время, но далекое место. В жизни все время что-то меняется. Что-то есть, чего-то нет, — сказал Зорба, громко рассмеялся, а карибские ветры разносили смех над побережьем и над домами, церквями, синагогами и мечетями Парамарибо.

— Нам всегда чего-то не хватает, так у нас на роду написано, — сказал Константин Миладинов.

— А у кого написано другое? — сказал Зорба с серьезным выражением на лице. — А ты что тут делаешь?

— Как что делаю… — улыбнулся поэт. — Брата ищу… Он тоже беспокойная душа, так что я подумал, что было бы неплохо, если бы и он приехал отдохнуть немного здесь. Это ведь туристический рай на Земле.

Говоря это, он посмотрел вниз, и на его лице появилась улыбка.

— Вон мой брат, — сказал Константин.

— Где? — посмотрел вниз Зорба.