Двадцать тысяч лье под водой

"Certainly," he replied; "since the reservoirs are not empty; and, when empty, the Nautilus must rise to the surface of the sea."	- Конечно, - ответил он. - Как только резервуары освободятся от воды, "Наутилус" поднимется на поверхность моря.
We were in open sea; but at a distance of about ten yards, on either side of the Nautilus, rose a dazzling wall of ice. Above and beneath the same wall. Above, because the lower surface of the iceberg stretched over us like an immense ceiling. Beneath, because the overturned block, having slid by degrees, had found a resting-place on the lateral walls, which kept it in that position. The Nautilus was really imprisoned in a perfect tunnel of ice more than twenty yards in breadth, filled with quiet water. It was easy to get out of it by going either forward or backward, and then make a free passage under the iceberg, some hundreds of yards deeper. The luminous ceiling had been extinguished, but the saloon was still resplendent with intense light. It was the powerful reflection from the glass partition sent violently back to the sheets of the lantern. I cannot describe the effect of the voltaic rays upon the great blocks so capriciously cut; upon every angle, every ridge, every facet was thrown a different light, according to the nature of the veins running through the ice; a dazzling mine of gems, particularly of sapphires, their blue rays crossing with the green of the emerald. Here and there were opal shades of wonderful softness, running through bright spots like diamonds of fire, the brilliancy of which the eye could not bear. The power of the lantern seemed increased a hundredfold, like a lamp through the lenticular plates of a first-class lighthouse.	Капитан вышел, и вскоре я увидел, как по его приказанию подъем прекратился. И это было правильно: "Наутилус" мог бы скоро удариться о нижнюю часть торосов, поэтому было лучше держать его в слое воды между верхним и нижним льдом. - Удачно выкрутились! -заметил Консель. - Да. Нас могло раздавить между двумя ледяными глыбами или, по меньшей мере, затереть. В таком случае возобновить запас воздуха было бы невозможно, а тогда... Да, мы выкрутились удачно. - Если это еще конец! -пробурчал Нед Ленд. Я не хотел затевать бесполезный спор с канадцем и не ответил. В это время раздвинулись ставни и сквозь стекла окон ворвался наружный свет. Как я и говорил, мы находились среди воды, но по обе стороны, всего в десяти метрах, вздымались ледяные стены. Сверху и снизу такая же стена. Наверху расстилалась гигантским потолком нижняя поверхность ледяных торосов; внизу перекувырнувшаяся глыба, проскальзывая вверх, нашла, наконец, в боковых стенках две точки опоры, которые и задержали ее в этом положении. "Наутилус" оказался заключенным в ледяном туннеле, шириной около двадцати метров и наполненном спокойною водой; он мог легко выйти из него, двинувшись вперед или назад, а затем, погрузившись на несколько сот метров глубже, найти свободный проход под ледяным полем. Светящийся потолок потух, но тем не менее салон весь сиял от окружающего сосредоточенного света. Благодаря способности отражать свет ледяные стены с огромной силой отбрасывали внутрь туннеля лучи от прожектора "Наутилуса". Я не в силах описать световые эффекты вольтовой дуги на этих прихотливо высеченных глыбах, где каждый угол, каждый гребень, каждая плоскость отбрасывали особый свет в зависимости от характера трещин, прорезывавших лед. Это был ослепительный рудник различных самоцветов, где сапфиры сливали свои синие лучи с зелеными лучами изумрудов. Опаловые тона невыразимой нежности ложились то там, то здесь среди пламенеющих точек, настоящих, огнем горевших бриллиантов такого блеска, что они слепили глаза. Сила света от прожектора возросла в сто раз, подобно свету лампы сквозь чечевицы стекол маяка.
"How beautiful! how beautiful!" cried Conseil.	- Какая красота! Какая красота! - воскликнул Консель.
"Yes," I said, "it is a wonderful sight. Is it not, Ned?"	- Да, - сказал я, - изумительное зрелище.