Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

Сюльфатенъ ислезъ куда-то съ самаго начала концерта. Филоксенъ Лоррисъ, котораго вовсе не интересовали безцльная трескотня и шумъ музыки, не нашелъ въ этомъ вичего предосудительнаго. Безъ сомнвія, его секретарь предпочелъ бесдовать гд-нибудь въ уголку съ людьми боле серьезваго пошиба, чмъ заурядные меломаны. Дйствительно, въ сосднихъ гостиныхъ, группы, состоявшія преимущественно изъ французскихъ и заграничныхъ научныхъ знаменитостей, занимались интересными разсужденіями о различныхъ боле или мене важныхъ матеріяхъ въ ожиданіи начала научнаго отдла программы, Сюльфатена, однако, съ ними не было.

Куда онъ въ самомъ дл запропастился? Ужъ не поднялся ли онъ на верхнюю платформу подышать свжимъ воздухомъ? Филоксенъ Лоррисъ навелъ необходимыя справки, но, какъ и слдовало ожидать, оказалось, что старшій его секретарь и не думалъ восхищаться созерцаніемъ дивнаго электрическаго освщенія, устроеннаго надъ крышей дома и бросавшаго яркіе снопы свта въ неизмримую глубь ночного неба, значительно выше искусственнаго звзднаго внца изъ многихъ тысячъ маяковъ, украшавшихъ ночью чело Парижа.

— Ага, понимаю! — сказалъ Филоксенъ Лоррисъ, ударивъ себя по лбу. — Удивительно, какъ это я не догадался сразу! Сюльфатену выпалъ свободный часокъ, и достойный мой другъ, вмсто того, чтобы томиться непроходимой скукой на этомъ глупйшемъ концерт, отправился къ себ работать…

Флигель, въ которомъ находилась особая лабораторія Сюльфатена, оставался запертымъ для постителей. Туда вынесли изъ парадныхъ комнатъ вс наиболе громоздкіе приборы, присутствіе которыхъ могло бы мшать гостямъ. Филоксепъ Лоррисъ поспшно направился въ этотъ флигель и постучалъ у дверей лабораторіи, думая, что Сюльфатенъ заперся тамъ, вроятно, на ключъ. He получая отвта, онъ машинально нажалъ пальцемъ кнопку, и дверь, оказавшаяся незамкнутою, растворилась безъ всякаго шума.

Среди массы нагроможденныхъ приборовъ Филоксенъ Лоррисъ сперва было не замтилъ своего сотрудника. За то онъ услышалъ, къ немалому своему изумленію, женскій голосъ, въ которомъ звучало величайшее раздраженіе. Затмъ раздался негодующій сердитый голосъ Сюльфатена.

— Кого это мой Сюльфатенъ распекаетъ подобнымъ образомъ? — подумалъ изумленный Филоксенъ Лоррисъ, остановившись въ дверяхъ и не зная, слдуетъ ли ему войти, или, напротивъ того, удалиться. Его одновременно мучило любопытство и опасеніе оказаться нескромнымъ.

— Прежде всего, сударь мой, — говорилъ женскій голосъ, — я должна сказать, что вы начинаете мн надодать ежеминутнымъ вызываніемъ къ телефоноскопу. Довольно уже и того, что вы каждый день навщаете меня лично! Я и за это время могу досыта насмотрться на вашу хмурую… физіономію ученаго! Къ тому же и разговоры съ вами выходятъ ничуть не интересные!.. Мн они положительно надоли!

— Врю, что я не похожъ на идіотовъ, которые швыряютъ около васъ тамъ въ Мольеровскомъ дворц! — возразилъ

Сюльфатенъ, — но теперь, сударыня, рчь не о томъ! Но увертывайтесь отъ объясненія!.. Извольте сейчасъ же сказать мн, ето такой этотъ господинъ, который только что отъ васъ улизнулъ!.. Я непремнно хочу знать, кто онъ такой!..

— Поймите, что мн надоли сцены, которыя вы постоянно длаете! Мн, наконецъ, наскучилъ строгій надзоръ, который вы изволите учреждать надо мной съ помощью фонографовъ и разныхъ другихъ гадостей. Поймите, что вы меня оскорбляете всми этими машинами, записывающими мои слова и поступки! Я не хочу боле выносить такого обращенія съ собой!.. Надо мной смются ршительно вс въ театр!

— Смю уврить, сударыня, что мн вовсе не до смху.

— Я не могу сдлать у себя дома шага, — кого нибудь принять, — бесдовать съ пріятелями — безъ того, чтобъ тайно установленные аппараты не сняли фотографическихъ и фонографическихъ клише со всего, что я говорю и длаю!.. Получивъ эти клише и выслушавъ отъ фоношпіоновъ все, что у меня говорится, вы начинаете дуться, или выкидываете настоящій скандалъ. Мн это надоло!..

— Спрашиваю еще разъ, кто такой былъ этотъ господинъ?

— Мозольный операторъ… нотаріусъ… сапожникъ… ддушка… племянникъ… парикмахеръ, однимъ словомъ, кто вамъ угодно! — скороговоркой продекламировалъ женскій голосъ.

— He смйтесь же надо мной… Умоляю васъ, Сильвія, дорогая моя Сильвія! Вспомните!..

Подходя на цыпочкахъ, Филоксенъ Лоррисъ увидлъ, наконецъ, Сюльфатена, кричавшаго и жестикулировавшаго наедин передъ большимъ зеркаломъ телефоноскопа, отражавшимъ образъ дамы, столь же возбужденной и взволнованной, какъ и самъ инженеръ-медикъ. Это была рослая полненькая брюнетка, въ которой ученый узналъ звзду Мольеровскаго дворца, трагичеческую актрису-медіума Сильвію. Ему случалось видть ее въ нсколькихъ классическихъ роляхъ.

— Однако-же дло плохо! — подумалъ Филоксенъ Лоррисъ. — Мн говорили, значитъ, правду. Сюльфатенъ начинаетъ пошаливать! Кто бы могъ этому поврить?

Сюльфатенъ, очевидно, на этотъ разъ не выдержалъ характера. Голосъ его все боле смягчался.

Вмсто гнва въ словахъ его звучалъ только оттнокъ упрека.