Двадцатое столетие. Электрическая жизнь (старая орфография)

Эта мелочная тиранія, проявляющаяся на сравнительно ничтожной арен домашняго очага, въ рамкахъ четырехъ стнъ квартиры, или даже одной комнаты, хотя и не раскидывается отъ одной границы обширнаго царства до другой, но является, быть можетъ, наиболе тягостной и невыносимой. Иго ея давитъ неустанно, безъ передышки, несчастную свою жертву…

Злополучный Арсенъ Маретгъ знаетъ это какъ нельзя лучше по собственному опыту.

Странно, однако, что вс эти образы царицъ, фаворитокъ, вельможныхъ дамъ и простыхъ крестьянокъ, съ Елепы Прекрасной до г-жи Помпадуръ включительно, обладаютъ замчательнымъ сходствомъ съ г-жею Мареттъ въ томъ возраст, въ которомъ она была назадъ тому тридцать два года передъ своимъ бгствомъ изъ-подъ супружескаго крова и какою постоянно вспоминаетъ ее себ обиженный и огорченный супругъ. Оказывается, что даже первая изъ всхъ женщинъ, Ева, была все тою-же г-жею Мареттъ — недурненькою блондинкой съ томными глазками. Гордая Семирамида — опять-таки г-жа Мареттъ, безпощадно стремящаяся къ деспотической власти! Фредегонда — разсерженная г-жа Мареттъ, готовая выцарапать глаза мужу, или пустить въ него тарелкой. Маргарита Бургундская, — вылитая г-жа Мареттъ. Марія Стюартъ, обладавшая язычкомъ, острымъ, какъ бритва, и за смертью своихъ мужей досаждавшая имъ Елизавет Англійской— опять-таки оказывалась г-жею Мареттъ, съумвшей превратить медовый мсяцъ въ уксусный съ помощью словесныхъ обидъ, нанесенныхъ мужу. Даже Екатерина Медичи, обладавшая страшнымъ искусствомъ составлять самые утонченные яды и смертоноснйшіе элексиры краткой жизни — опять-таки напоминала г-жу Мареттъ, приказавшую однажды подать гостямъ ея мужа — важнымъ государственнымъ сановникамъ — вино, смшанное съ минеральной водою Гуніяди-яносъ!..

Да, вс эти женщины, съ первой и до послдней, какъ дв капли воды, походятъ на грозную г-жу Мареттъ… Вс он являются какъ-бы отраженіями роковой неотвязной блондинки, терзавшей Арсела Маретта сперва на яву, а теперь мучающей его во сн.

Сливая такимъ образомъ воедино личныя свои, еще болзненныя, воспоминанія съ историческими фактами, Арсенъ Мареттъ видитъ, какъ проходятъ передъ нимъ въ строгой посл довательности вс главы значательно подвинувшагося уже впередъ научнаго его труда, историческій отдлъ котораго завершается философскимъ. Логическая цпь выводовъ побдоносно и неопровержимо констатируетъ психологическое явленіе, столь часто уже обращавшее на себя вниманіе мыслитслей: женщина всегда остается женщиной, неизмнно тождественной всюду и во вс времена, — во вс вка и подъ всми климатами, тогда какъ у мужчины обнаруживается величайшее разнообразіе свойствъ, обусловленное вліяніями расы, исторической эпохи и графической обстановки.

Г-нъ Мареттъ чувствуетъ себя совершенно довольнымъ и счастливымъ, думая о впечатлніи, какое не замедлитъ произвести грандіозная его «Исторія непріятностей, причиненныхъ мужчин», — о вроятныхъ благодтельныхъ послдствіяхъ этого впечатлнія и о возможности для мужчинъ оградить, наконецъ, свою самостоятельность, столь дерзновенно попираемую до сихъ поръ женщинами.

Изъ этой историко-философской мечтательной дремоты вызвалъ Арсена Маретта неожиданно раздавшійся звонокъ телефоноскопа, — это безпрерывное дзинъ… дзинъ…, помипутно нарушающее нашъ покой и словно задающееся цлью безпрерывно напоминать, что мы при существующихъ условіяхъ ничто иное, какъ частичка громаднаго электрическаго механизма, — нчто врод петельки въ запутанной сти, сплетенной изъ многихъ милліоновъ проволокъ.

Привскочивъ въ кресл, онъ протянулъ руку и машинально пожалъ кнопку пріемнаго механизма.

— Слушайте: если депутатъ Арсенъ Мареттъ теперь на вечер у г-на Филоксена Лорриса, то его просятъ подойти къ аппарату, — отчетливо сказалъ голосъ телефонистки съ главной станціи.

Оказалось, что вызываютъ какъ разъ самого великаго историка. Сонъ г. Маретта мгновенно разсялся. Онъ немедленно-же отвтилъ:

— Я здсь! Кто говоритъ?

Пластинка телефононоскопа мгновенно освтилась и посл нсколькихъ секундъ неопредленнаго мерцанія на ней отразился совершенно явственно образъ дамы; сидвшей въ рабочемъ кабинет г-на Маретта, въ холостомъ убжищ, которымъ онъ обзавелся на холмахъ квартала Монморанси (въ XXXII парижскомъ округ). Это была уже пожилая, довольно полная дама, съ характерными чертами лица и очень густыми бровями, раскидывавшимися черной дугой надъ изогнутымъ римскимъ или, лучше сказать, орлинымъ носомъ.

Арсенъ Мареттъ упалъ, словно окаменлый, въ кресло. Несмотря на годы и произведенныя ими въ этой женщин перемны, онъ тотчасъ-же узналъ ее. Это была она, — вчный непримиримый его врагъ, недававшій ему покоя даже во сн,— она — г-жа Мареттъ!

Когда-то она была стройной, весело улыбавшейся блондинкой, но тмъ не мене Арсенъ инстинктивно узнавалъ ее теперь посл тридцатидвухлтней разлуки въ величественной дородной дам, стоявшей передъ нимъ съ нсколько обрюзглымъ, но все еще повелительнымъ видомъ.