Внезапно машина встала над пропастью ровно посреди мостков. Водитель не двигался, сидел молча. Я видел, как чрезвычайно медленно, буквально по сантиметрам в пространстве движется к нам граната с ярким хвостом огня за собой. Изучающе холодно и спокойно я наблюдал за ней. Прошло не меньше часа (в действительности, конечно, 3‑5 секунд). Шар очень медленно приблизился и пролетел прямо перед капотом машины, скрывшись в пропасти слева от нас. Гранатометчик явно не ожидал резкой остановки машины, неправильно взял упреждение и промазал. Я отметил это про себя автоматически.
— Вперед и медленно! — почему‑то шепотом приказал я. Для себя отметил, что горжусь мастерством и выдержкой солдата‑водителя Сережки Голова. На сердце стало теплее. В том же месте ущелья снова возник огненный шар среди черного неба и снова стал приближаться к нам. Я молча и бездумно следил за ним глазами. Голова была пуста, как колокол. Никаких мыслей не было. Только застывшее время, как скованная льдом река. Снова я чувствовал каждый удар своего сердца и обостренно видел каждый сантиметр полета гранаты, каждую искру в ее огненном хвосте. Граната очень медленно подлетела и прошла вплотную к переднему стеклу, чуть выше капота, опалив его. И сразу стало видно, что до спасительного моста осталось не более двух‑трех метров. — Вперед!!! — заорал я. Тяжелый ЗИЛ резко дернулся и, стремительно промчавшись по остаткам моста, нырнул в спасительную темноту и под защиту скалы, вновь выросшей справа от дороги.
Колонна стала двигаться непрерывно и быстро. Светало, когда мы свернули с дороги и пошли по пустыне. Горы исчезли. Начали появляться кишлаки с домами из желтой глины и небольшими участками для посевов. На некоторых дехкане пахали землю на паре волов деревянными сохами. Все машины шли друг за другом по одной колее, утопая колесами сантиметров по десять‑пятнадцать в желтом песке. Облако пыли скрывало от нас идущие впереди машины. Смутно был виден лишь силуэт КрАЗа с тентом, нашего постоянного ведущего в колонне. Мы напряженно вглядывались. Ехали с работающими дворниками, которые сметали с лобового стекла пыль и песок, как у нас в Союзе снег зимой. Раза два я видел в колее впереди нас круглые камни‑валуны размером с кулак. Каждый раз Сергей, предупреждая мою команду, восклицал: «Вижу!» — и резко выворачивал колеса. Мы были проинструктированы, что «духи» будут ставить мины в колею, маскировать их, а для своих класть сигнальные камни.
Полдень. Мы неимоверно устали от бессонной ночи, дороги, обстрелов, голода и напряжения. Очень хотелось спать. Внезапно ярко сверкнуло в глаза. Впереди идущий КрАЗ вдруг подпрыгнул метра на полтора и скрылся в черном дыму. Раздался такой сильнейший удар, что, казалось, взорвалась планета. Мы мгновенно остановились. «Дворники» продолжали со скрипом в наступившей тишине разгребать песок и пыль на лобовом стекле. Когда дым немного рассеялся, мы увидели, что из зеленого КрАЗ стал обуглено‑черным и весь горит. Я выскочил из кабины и подбежал к КрАЗу.
Он наехал левым передним колесом на мину. Колесо оторвало взрывом и подбросило метров на пятьдесят. Кабина от удара вытянулась вверх и назад. В ней через проем оторванной двери видно было два черных человеческих тела, как обрывки веревки, скрученные друг вокруг друга. На песке лежал солдат‑водитель, с которым еще пятнадцать минут назад мы курили на коротком привале. Левая нога по колено у него была оторвана, торчала белая оголенная кость, которая конвульсивно скребла по песку. Из окружавших ее лохмотьев красного мяса на песок обильно лилась ярко‑красная кровь и сразу же впитывалась в песок. Тело водителя всхлипывало и содрогалось в предсмертных движениях, которые через минуту закончились. Мы с Головым и подбежавшими солдатами из задних машин стояли и смотрели на него молча и обреченно…
В первый раз в жизни я увидел, как на моих глазах умирает человек. Он был в два раза моложе меня, и его смерть казалась мне наивысшей нелепостью и несправедливостью. Если бы Бог предложил мне в этот момент для того, чтобы он жил, отрезать у меня руку или ногу, я, не задумываясь, согласился бы…
…Колонна наша в пустыне разделилась. Ее большая часть повернула направо в горы, где предстояла зачистка местности от «духов». А оперативную группу штаба армии с охраной остановили на привал. Подошла «ромашка» — раскладная столовая. Вкусно запахло войсковой походной кухней. В стороне от группы наших машин солдаты из четырех высоких щитов сколачивали походный туалет, выкопав в песке глубокую яму. Поели наконец‑то горячей пищи — гречневой каши с мясной тушенкой (потом в Союзе лет пятнадцать я на нее смотреть не мог).