В аэропорту «Кольцово» должен был приземлиться самолет, в котором с кратковременным визитом прилетала в Свердловск государственная делегация Германской Демократической Республики во главе с руководителем Государственного Совета Эрихом Хонеккером, председателем правительства и министром безопасности ГДР. Мне было приказано отобрать десять наиболее дисциплинированных и надежных солдат срочной службы, которые во время посадки самолета будут охранять взлетно‑посадочную полосу аэродрома. За час до прилета я вывел отобранных солдат и после тщательного инструктажа расставил их без оружия по двое вдоль всей полосы. Самолет с немецкой делегацией должен был приземлиться, подрулить к старому зданию аэровокзала и остановиться на стоянке номер пять, примерно в 20‑30 метрах от его служебного входа. Аэровокзал, еще сталинской постройки, со шпилем и звездой на его крыше, мы называли между собой «Под шпилем», так как иногда отмечали там семейные праздники и редкие дружеские встречи. На втором этаже здания, в кабинете номер двадцать, с окном в сторону летного поля, круглосуточно дежурил ветеран КГБ, который решал текущие вопросы по безопасности аэропорта с дежурным персоналом.
Город Свердловск в те годы был закрыт для посещения иностранцев, и в случаях дозаправки самолетов с иностранцами или вынужденных задержек рейсов на Москву из‑за непогоды, всех пассажиров выводили в здание, и они проводили время в ожидании отправки самолета в специальном зале «Интурист» на втором этаже. Там дежурили всегда одни и те же хорошенькие сотрудницы. Они мне и рассказали о своеобразном чувстве юмора у немцев. Их делегация вчера несколько часов коротала время в удобных креслах зала «Интурист». Читали прессу, разговаривали между собой, скучали, глядя через большое окно на лётное поле, где с ревом садились и взлетали самолеты. Периодически среди немцев возникал необычно громкий смех‑гогот, не свойственный советским людям. Улыбки у них тоже отличаются от советских. У наших — злые или веселые — они всегда от сердца, искренние. А здесь какие‑то деревянные, с широким оскалом зубов, неестественные какие‑то и сами улыбки, и этот дежурный гогот. Вчера для скучающих немцев вдруг появился новый объект для наблюдения. Через служебную дверь вошла уборщица, типичная тетя Дуся, небольшого роста и плотного телосложения. Неторопливо пройдя мимо рядов кресел, она поставила ведро с водой на пол, обмакнула тряпку со шваброй в воду и начала старательно водить ею по полу. Нагнув низко голову и двигаясь вокруг ведра задом, внезапно поскользнулась и упала возле него, ногой опрокинув ведро и разлив грязную воду. Раздался одновременный очень громкий смех всех присутствующих пассажиров‑немцев. Некоторые смеялись, запрокинув головы назад и истерически всхлипывая…
За полчаса до прилета литерного рейса самолета с немецкой делегацией все вылеты и прилеты других рейсов были прекращены, авиадвигатели на стоянках заглушены. Наступила необычная тишина. Около служебного входа, куда подрулит самолет, выстроились с живыми цветами в руках и воздушными шариками пионеры в парадной форме. Вдруг с правой стороны аэровокзала через служебный вход к этому месту стремительно подлетели около двадцати черных «Волг». Из них вышли солидные гражданские мужчины в галстуках и шляпах и с десяток генералов в лампасах. Приблизившись к входу, они расположились вдоль стены здания в одну шеренгу, лицом к летному полю.
Незаметно подойдя к ним сбоку, я увидел, что крайним в шеренге генералов стоит начальник Особого отдела КГБ по Уральскому военному округу генерал‑майор Смирнов Михаил Николаевич, мой прямой начальник. Подойдя к нему строевым шагом (я был в форме капитана Советской Армии), я доложил ему о полной готовности к охране полосы. Генерал одобрительно и молча выслушал, поздоровался за руку и приказал быть рядом, что я и сделал.
Через несколько минут сюда подъехали, так же стремительно, еще три черные «Волги» с крутыми номерами. К строю подошли первый секретарь обкома партии Ельцин Борис Николаевич, и двое руководителей города. Все в белых рубашках, черных пальто и черных шляпах.
Мы со Смирновым стояли во второй шеренге строя с ее левого края. Ельцин и его команда, подойдя к строю, останавливались перед каждым человеком и, выслушав его доклад о себе, по‑военному прикладывали правую руку к своей шляпе, необычно высоко поднимая локоть выше плеча. Я такого приветствия никогда раньше не видел, даже в кино, и был поражен увиденным. Закончив рукопожатия, Ельцин и его приближенные встали сбоку от шеренги.
Прошло примерно тридцать минут. Все томительно поглядывали на небо, но там ничего не происходило…