Дважды контрразведчик

По обе стороны станции Кунара были однопутные участки железной дороги. Один вел на станцию Богданович, второй с противоположной стороны — на разъезд 228 км. Поезда водили паровозы серии «Л» (конструктора Лебедянского). На входных стрелках стояли семафоры — длинные мачты с откидными крыльями. Если нужно было открыть семафор для прибытия поезда, дежурный по станции (ДСП) отдавал команду стрелочникам с обоих направлений приготовить маршрут прибытия на такой‑то путь. Те поочередно повторяли вслух команду и выходили с разных сторон станции на этот путь до прямой видимости друг друга и визуального контакта. Но вначале стрелочник переводил входные стрелки на нужный путь. Для установления факта, что путь приема поезда свободен от подвижного состава, стрелочник поднимал над головой керосиновый фонарь с белым светом и опускал его вниз. Дежурный отвечал тем же, затем поворачивался лицом к другому стрелочнику на этом пути. И проделывал те же взмахи фонарем. Вернувшись по своим местам, стрелочники поочерёдно докладывали ДСП о готовности приема поезда на конкретный путь. Дежурный по станции давал стрелочнику входного поста команду открыть семафор, тот ее выполнял и докладывал. У каждого семафора было одно или два крыла. При открытии его на главный путь открывалось одно крыло, то есть поперечная планка из вертикального положения становилась в положение сорок пять градусов к горизонту. При приеме поезда на боковой путь открывались два крыла.

Право машинисту на занятие перегона между станциями давал жезл — круглый металлический цилиндр длиной примерно 15 сантиметров и диаметром примерно 12 мм. К нему сбоку была приварена табличка с названием перегона, так с одной стороны станции Кунара были жезлы с надписью «Кунара — Богданович», а со второй: «Кунара — разъезд 228 км.».

Жезлы у дежурного по станции хранились в железном шкафу на столе. Там их было 5‑10 штук одновременно. На перегоне между станциями во избежание крушения должен находиться только один поезд с любой стороны, поэтому достать и только один жезл из аппарата дежурный по станции мог только с разрешения дежурного противоположной станции. Запрос делался по телефону.

Машинисту жезл доставлял лично дежурный по станции пешком. Машинист, получив жезл, давал два коротких сигнала, что означало движение назад. Паровоз медленно сжимал состав, затем, когда он уже начинал разжиматься, машинист давал длинный сигнал отправления, который разносился ревом по всей округе, и поезд плавно начинал двигаться вперед. Паровоз окутывался клубами пара и в сопровождении звука: «Чух‑чух‑чух!» набирал скорость и скрывался вдали.

Позор

Если поезд шел по станции на проход, не останавливаясь, дежурный по станции давал команду стрелочнику выходного поста приготовить маршрут отправления, принимал его доклад по телефону. Запрашивал жезл у дежурного соседней станции на отправление к нему конкретного поезда, например, «Могу ли отправить поезд № 3423? Тот соглашался: «Ожидаю поезд № 3423» и разрешал достать из аппарата жезл. Дежурный по станции, получив жезл, вставлял его в жезлодержатель (круг из толстой проволоки диаметром примерно 50 см., с длинной ручкой из той же перекрученной проволоки), выходил с ним на платформу и встречал поезд.

Жезл в специальном зажиме крепился в центре жезлодержателя. Машинист прибывающего поезда, увидев издалека, что дежурный по станции держит свернутый сигнальный флаг днем или зеленый сигнал ручного фонаря ночью, понимал, что поезду разрешено двигаться, не останавливаясь. Машинист прибавлял скорость, паровоз оглушительно ревел, колеса ритмично стучали на стыках. Кочегар становился на нижнюю ступеньку паровозной лестницы и вытягивал вперед и подальше от кабины руку, направленную вперед, чтобы поймать на нее кольцо жезлодержателя. Скорость поезда в 60‑70 км. в час казалась тогда космической, рев паровоза и дикое напряжение ситуации передавались дежурному, который должен был прицелиться и набросить кольцо жезлодержателя на вытянутую руку кочегара.

Было очень сложно и страшно выбрать правильную дистанцию до рельса, чтобы стоять с жезлодержателем и не быть сбитым паровозом. Казалось, что паровоз, с грохотом надвигающийся, особенно ночью, и слепящий ярчайшим светом прожектора, вот‑вот неминуемо раздавит, и дежурный невольно отодвигался.

Через несколько месяцев я почти привык передавать жезлодержатель без паники. Но как‑то на станцию приехала мама и стала свидетелем моего позора. На ее глазах в последний момент я отшатнулся от паровоза, и рука кочегара не подхватила у меня жезлодержатель. Машинист увидел это и мгновенно применил экстренное торможение. Шум, лязг тормозов, свист пара и рев локомотива, отборный русский мат сопроводили мою трусость. Я помчался к локомотиву и передал жезл. Меня не отлупили и не унизили. В 19 лет я был худ после голодного детства и, видимо, вызывал жалость у матерых паровозников. Но стыд этой минуты, особенно в глазах мамы, живет во мне больше полувека, и исправить ничего нельзя…