Дважды контрразведчик

В 1961 году, году моего двадцатилетия, был назначен начальником станции Самоцвет Свердловской железной дороги. Тридцать пять человек подчиненных и никакого опыта руководящей работы. Несколько раз крупно обманули: взяли деньги за строительство забора на станции и исчезли. Увезли готовые наколотые станционные дрова, обещая вернуть через неделю, и тоже исчезли. Заказал работникам станции вагон дров – прислали осину и корявые березы. Поделил честно среди всех, себе выбрав самые плохие. Бесплатно переколол сам все дрова для здания станции и ветеранам-соседям. Насадил деревьев вокруг вокзальчика. Был иногда неоправданно строг к подчиненным.

После окончания техникума полагалось отработать три года. Я отработал, и 28 октября 1963 года меня призвали на службу в Советскую армию. Провожал меня коллектив очень тепло…

Несколько десятков лет назад я отдыхал в санатории Самоцвет, который, когда я там работал, только строился. Поехал на станцию, удивительно, но меня все еще помнили по-хорошему…

Глава 4. Реабилитация

Первые встречи с репрессиями

В конце 80-х, начале 90-х годов прошлого века мне довелось участвовать в составе большой группы сотрудников Управления КГБ СССР по Свердловской области в реабилитации жертв политических репрессий. Думается, что информация об обстановке тех лет и чувства, которые мы тогда и сегодня испытываем, вспоминая архивные дела реабилитированных лиц, важна и интересна не только людям старшего возраста: беззакония не должны повториться никогда.

Был я просто рядовым исполнителем в многотысячной армии сотрудников госбезопасности, которые занимались сложными вопросами реабилитации жертв политических репрессий в огромной стране. Ее начало стало для нас, как и всех советских людей, внезапным и шоковым, как извержение вулкана. Продолжалась эта тяжелая работа по реабилитации еще долго, по словам коллег, примерно до 2007 года. И полные выводы по ее итогам нам еще предстоит узнать.

Я участвовал в процессе реабилитации в самом бурном его начале. Хочу рассказать лишь о тех немногочисленных архивных делах, которые лично держал в руках, изучил от начала до конца, и о людях, исполнением заявлений которых занимался. Пишу о личных впечатлениях и эмоциях без каких-либо претензий на обобщения, так как, подчеркиваю, участвовал в этом деле только на очень узком участке работы и короткий период времени.

В 1977 году я оперативно курировал воинские части закрытого военного городка в поселке и аэропорту Кольцово, что под Свердловском. Как-то раз женщина-библиотекарь из штаба части обратилась с просьбой подписать акт об изъятии и уничтожении ряда книг, которые она отобрала по указанию политотдела. Приближалось 60-летие Великой Октябрьской социалистической революции и проводилась чистка книжного фонда, изъятие и уничтожение нежелательной и ветхой литературы. Стопка таких книжек была уже подготовлена, составлен акт об уничтожении их путем сожжения. Под актом должен был расписаться и я. Стал перебирать книги, многие из которых действительно были очень ветхими. Внимание привлекла толстая книга с надписью «Стенографический отчет ХХ съезда КПСС». Я попросил книгу почитать и унес в свой кабинет, она была с грифом «Для служебного пользования».

За несколько вечеров в служебном кабинете я ее прочитал и вернул библиотекарю для уничтожения. Впечатление было ошеломляющим, поистине шоковым. На съезде партии приводились реальные факты расстрелов в ходе политических репрессий в сталинское время. Неделю после этого ходил, как ударенный чем-то тяжелым, меня шатало. Нигде и никогда ранее, в том числе и в школе КГБ, где мы изучали историю органов госбезопасности страны, в таком объеме и в такой конкретике подобные факты не приводились. Тем более, что никого из моих ближних и дальних родственников не репрессировали…

В 1983 году ко мне, молодому следователю КГБ, секретной почтой попал запрос по архивному уголовному делу 1937 года. Я поднял это дело в архиве Управлении КГБ СССР по Свердловской области. Дело было тонкое, листов 20-30, на несколько десятков фигурантов. Прочитал, что по делу было расстреляно несколько десятков человек, большинство из которых уже полностью реабилитировано. Читая документы обвинения и реабилитации, я испытал снова сильнейший шок от чудовищности того, что читал. Тогда я дал слово делать свое дело только честно, только по закону, никогда не обижать людей и быть всегда справедливым к ним.

Вначале работа в группе реабилитации была технически однообразной: получал и принимал заявления граждан, расписанные мне на исполнение, готовил ответы и передавал их для отправки почтой. Вопросы в заявлениях были однотипными: сообщить подробно о судьбе конкретного человека, арестованного органами НКВД, за что арестовали, где он сейчас, есть ли какие-то личные документы, фото, где остальные члены семьи и т.п.