Теперь уже вся рота, осмелев, в полный голос, дружно завела припев.
Тяжело, устало ступая, шла колонна по безлюдной, проселочной дороге. И в ночное морозное небо поднималась с земли эта песня. А сверху, всевидящим холодным оком равнодушно смотрела луна. Словно знала о чем-то, да никому не могла рассказать.
Глава 11
По воскресениям распорядок дня в учебной роте был посвободнее. Хоть один раз в неделю курсанты могли встать не в шесть утра, как обычно, а на час позже. И не бежали сразу на улицу делать зарядку, а спокойно отправлялись умываться. Потом, не торопясь, начинали заправлять койки… По расписанию завтракали, занимались своими делами, затем шли в спортзал, обедали, отдыхали, а вечером смотрели в местном кинозале какой-нибудь фильм.
Урманов был доволен, что не попал в наряд на этот выходной. Все-таки гораздо лучше дежурить на неделе. А воскресенье, оно и в армии – воскресенье.
– По-о-о-очта! По-о-о-очта! – голос каптерщика Гомзикова разнесся по казарме. Со всех сторон к нему потянулись курсанты. Урманов тоже поспешил на зов.
– Мне есть что-нибудь? – спросил он, протискиваясь сквозь толпу.
– Что-то, кажется, было… – задумчиво ответил Гомзиков, перебирая пухлую пачку конвертов. – Вот, держи!
Каптерщик сунул ему в руки письмо. Урманов сразу узнал знакомый почерк. Мама…
Присев у окна, он распечатал конверт и погрузился в чтение. Мать писала о домашних делах, об отце, брате. Передавала привет от дедушки с бабушкой. Сообщала новости о друзьях и одноклассниках.
Чем-то до боли знакомым повеяло от этих немудреных житейских строк. Захотелось, как в детстве, припасть к родному плечу, ощутить тепло материнских рук.