Урманов сидел за столом, возле окна, расчерчивал белый ватман, писал что-то красивыми печатными буквами, рисовал… Было такое чувство, будто он опять дома, вернулся из школы и делает уроки. А за окном не строевой плац, а знакомый с детства дворик, где в туманном мареве весеннего дня неподвижно стоят большие деревья. И тишина… Мерно тикают старые настенные часы. Дома нет никого – отец и мать на работе, брат в школе, во вторую смену. Он дома один, что-то пишет в тетради. От ребристой батареи веет уютным теплом. Кот дремлет на стуле… С высоты четвертого этажа видна покрытая просевшим весенним снегом улица. За ней в тумане проступают очертания железнодорожной станции. Оттуда доносятся приглушенные расстоянием и двойными оконными рамами лязг вагонных автосцепок, короткие сигнальные гудки. По раскисшей дороге медленно едет автобус, разбрасывая в стороны темную жижу. Редкие прохожие спешат куда-то по своим делам. Сонная, благостная тишина… Можно включить телевизор, поставить чайник, достать из холодильника что-нибудь вкусненькое…
Хлопнула дверь, в кабинет вошел незнакомый офицер, поздоровался с ротным.
– Наше с тобой мероприятие отменяется.
– А что так? – спросил капитан Кубатов.
– В наряд заступаю, дежурным по части.
– Так ты же вроде недавно был?
– Надо Жорика подменить. Он в Москву собрался.
– Зачем?
– Жену на операцию повезет.
– Заболела? Что-то случилось?
– Да тут такое дело… – офицер замялся. – Ты только не говори никому.
– Не скажу.
– Грудь она поедет увеличивать.
– От, бабы!.. – капитан Курбатов слегка прихлопнул ладонью по столу. – Делать им больше нечего.
– И не говори, – согласился с ним офицер.
– У нее же нормально вроде все было. Чего она?.. Или это Жорик?
– Да нет, Жорик тут ни при чем. Его все устраивало.
– Тогда не понимаю… Ну, сделает она сейчас себе седьмой размер вместо третьего, и что? Что измениться-то?.. Лично мне вот всегда женщины с маленькой грудью нравились. А тебе?
– А мне – с большой.
– Тогда с тобой все ясно… Явная эстетическая недоразвитость.
– Ну, уж какой есть… Только натуральное от искусственного я с закрытыми глазами отличу. Можешь мне поверить.
– Верю… А ты, Урманов, не отвлекайся.
– Я не отвлекаюсь, товарищ капитан.
– Вот-вот, работай, давай, работай.