Дваждырожденные (СИ)

Перед огнем сидел отец Карны. Не знаю, как описать его внешность. Ничего примечательного в его облике не было: старик как старик. Годы согнули его спину, руки были в шрамах от тетивы — память о давних боях. В выцветших подслеповатых глазах — пепел дней, сгоревших в пустом ожидании. Он усадил нас на циновки, подбросил дров в очаг, ласково улыбнулся Прийе, когда она, щебеча, как птичка, рассказала какой-то несложный вымысел о нас с Митрой. Митра достал из складок плаща мех с вином, а жена Адхиратхи подала гроздь бананов и простые глиняные чаши.

Это был удивительный вечер. За дверью выла непогода, дождь стучал по тростниковой крыше, но в хижине было сухо, и пар восходил над нашими просыхающими плащами. Черные тени на стенах обступали нас, как люди, вставшие из прошлого. Мы с Митрой сидели, поджав под себя ноги и выпрямив спины, как привыкли во время бесед в ашраме, целиком отдавшись рассказу старого суты, пытаясь за прихотливым плетением слов проследить правду, давно покрытую красочным узором вымысла и легенд, рожденных чаранами. Прийя сидела рядом, не дыша, подтянув к груди коленки и обхватив ноги руками, зачарованная странной и чудесной картиной, встающей перед нами под бормотание старика.

— Ваши лица, — говорил Адхиратха, полулежа на циновке, — озаренные внутренним огнем, напоминают мне лицо моего мальчика. Он теперь принадлежит Дурьодхане, Хастинапуру, богам, но только не мне. О Карна, Карна, как забыть твое лицо в сиянии золотых серег! Я и моя супруга Радха храним в сердце тот первый день, когда боги послали нам Карну.

— Тогда моя жена была еще молода и красива, но карма лишила ее возможности иметь детей. И вот как-то, гуляя по берегу реки, мы увидели в волнах корзину с резными ручками и амулетами, хранящими от опасностей. Волны прибили корзину к нашему берегу. И когда я снял крышку, то увидел, что ее дно залито воском, и там на мягком покрывале лежит младенец, словно окутанный золотым сиянием. Я взял мальчика на руки, и мы увидели, что он одет в тонкий, как вторая кожа, панцирь из неизвестного мне материала. В его розовых ушах сияли золотые серьги. Тогда я сказал Радхе: «Чуда такого мы не видели отроду. Мне кажется, о прекрасная, что найденный ребенок божественного происхождения».

— Так боги послали мне — бездетному — сына. Радха его холила и лелеяла, как величайшую драгоценность. Никакие беды не тревожили нас тогда, и мальчик рос сильным и здоровым. Самое удивительное, что неснимаемый золотой панцирь рос вместе с ним. И за золотое сияние этого панциря люди прозвали мальчика Вайкартана — прорезывающий тучи; потом, когда он вырос и обрел славу, его имя стало Васушена — тот, чье богатство — его рать; а за упорство и пламенность пыла его звали Вриша, что значит бык.

— Несколько лет мы счастливо жили в стране Анга неподалеку от дельты Ганги. Сейчас всю эту страну Дурьодхана подарил Карне во владение, но тогда еще Карна не подозревал о своем будущем. Он усердно перенимал отцовскую науку, и не было ему равных в стрельбе из лука и управлении колесницей. Он стал могучим бойцом и вдруг ощутил в себе огненную силу, о которой поют чараны. Тогда мой сын возжелал подвигов и славы и ушел в Хастинапур. Я был с ним во время состязания, на котором он оспорил силу самого Арджуны. За одно это Дурьодхана удостоил его своей дружбы и уговорил Дхритараштру помазать его на царство в Анге.

— Это был день нашей величайшей радости и горя, — по-стариковски всплакнув, говорил Адхиратха. — Как много народа мечтает о богатстве и власти! Сколько завистливых глаз было обращено на моего сына, когда Дурьодхана и другие преданные ему молодые цари, тащили моего мальчика на трон из дерева удумбара, покрытый шелковой тканью и украшенный золотом. Тогда многим казалось, что солнце вышло из-за туч только для того, чтобы освещать дорогу Карне — воину, равному по силе самому Индре. Согласно обычаю, они окропили его из освященных мантрами золотых и глиняных сосудов, и он сиял, как только что взошедший месяц. А я хотел крикнуть: «Мальчик, не слушай восхвалений, не бери даров. Золото и власть погубят тебя. Они не приносят счастья, а лишь отягощают карму».

— День победы Карны стал для нас с Радхой черным днем. Тогда мне пришлось рассказать Дхритараштре, что Карна — не мой сын. Слепой царь был поражен этой историей, достойной песни чаранов, а жена покойного Панду, чистая душой Кунти, услышав о корзине в волнах реки, упала без чувств. Наверное, ее, вскормившую троих сыновей, потрясла жестокость неизвестной матери, отдавшей своего ребенка на волю реки.