Две Дианы

— Спасибо! — сказал Габриэль и так пожал ему руку, что оружейник сразу смекнул: его намек понят.

— Что же касается запасов оружия, которым вы так удивлялись, — продолжал Пьер, — то должен сказать: если Кале будет когда-нибудь осажден, мы раздадим это оружие патриотам горожанам, и эти люди поднимут мятеж в самом городе.

— Вот как! — воскликнул Габриэль, еще сильнее пожимая руку оружейнику.

— А теперь, господин д’Эксмес, я пожелаю вам доброго пути и доброй удачи! — сказал Пьер. — Прощайте — и до встречи!

— До встречи! — ответил Габриэль.

Он обернулся в последний раз, помахал рукой Пьеру, стоявшему у порога, Жану, высунувшемуся из окошка, и, наконец, Бабетте, выглядывавшей из-за занавески.

Потом он пришпорил коня и помчался галопом.

У городских ворот пленника пропустили беспрепятственно, и вскоре он очутился на дороге в Париж один на один со своими тревогами и надеждами.

Удастся ли ему освободить отца, приехав в Париж?

Удастся ли, вернувшись в Кале, освободить Диану?

V ДАЛЬНЕЙШИЕ ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ МАРТИНА ГЕРРА

Мчась по дорогам Франции, Габриэлю де Монтгомери не раз приходилось проявлять всю свою изобретательность, чтобы обойти всевозможные помехи и препятствия, стоявшие на пути к столице. Но как он ни спешил, в Париж он прибыл только на четвертый день после отъезда из Кале.

Париж еще спал. Бледные отблески рассвета едва озаряли город. Габриэль миновал городские ворота и углубился в лабиринт улиц, примыкавших к Лувру.

Вот они, чертоги короля, неприступные, погруженные в глубокий сон. Габриэль остановился перед ними и задумался: подождать или проехать мимо? Наконец решил немедленно направиться домой, на улицу Садов святого Павла, и там разузнать все последние новости.

Путь его лежал мимо зловещих башен Шатле. Перед роковыми воротами он приостановил бег коня. Холодный пот выступил на лбу Габриэля. Его прошлое и его будущее было там, за этими сырыми и угрюмыми стенами.

Но Габриэль был человеком действия. Поэтому он отбросил прочь мрачные мысли и двинулся в путь, сказав себе: «Вперед!»

Подъехав к своему особняку, он увидел, что окна нижней столовой освещены. Значит, недремлющая Алоиза на ногах. Габриэль постучал, назвал себя, и через минуту бывшая кормилица уже обнимала его.

— Вот и вы, господин виконт! Вот и ты, дитя мое!.. — только и могла вымолвить Алоиза.

Габриэль, расцеловавшись, отступил на шаг и поглядел на нее. В его взгляде стоял немой вопрос. Алоиза сразу поняла и, поникнув головой, ничего не сказала.

— Значит, никаких вестей? — спросил Габриэль, словно само молчание ее было недостаточно красноречивым.

— Никаких вестей, господин виконт, — отвечала кормилица.

— О, я и не сомневался! Что бы ни случилось — доброе или худое, — ты бы сразу мне сказала. Итак, ничего…

— Увы, ничего!

— Понимаю, — вздохнул молодой человек. — Я был в плену, возможно, погиб. Пленникам долги не платят, а покойникам и подавно. Но все-таки я жив и на свободе, черт возьми, и теперь уж им придется со мной считаться! Волей или неволей — а придется!

— Будьте осторожны, господин виконт, — заметила Алоиза.

— Не бойся, кормилица. Адмирал в Париже?

— Да, господин виконт. Он приехал и раз десять присылал справляться о вашем приезде.

— Хорошо. А герцог де Гиз?

— Тоже прибыл… Что касается Дианы де Кастро, которую считали без вести пропавшей, — продолжала Алоиза в замешательстве, — то господин коннетабль узнал, что она в плену в Кале, и теперь все думают, что ее вскорости вызволят оттуда.

— Это мне известно… Но, — добавил он, — почему ты ничего не говоришь о Мартине Герре? Что же с ним случилось?

— Он здесь, господин виконт! Этот бездельник и сумасброд здесь!

— Как здесь? И давно? Что он делает?

— Спит наверху. Он, видите ли, заявил, что его будто бы повесили, и поэтому он сказался больным.

— Повесили? — воскликнул Габриэль. — Должно быть, для того, чтобы похитить у него деньги за мой выкуп.

— Деньги за ваш выкуп? Скажите-ка болвану про эти деньги, и вы поразитесь тому, что он вам ответит. Он даже не будет знать, о чем идет речь. Представьте себе, господин виконт: когда он явился сюда и предъявил мне ваше письмо, я сама заторопилась и тут же собрала ему десять тысяч экю звонкой монетой. Не тратя ни минуты, он уезжает, а через несколько дней вдруг возвращается в самом непотребном виде. Он утверждает, будто от меня не получал и ломаного гроша, твердит, будто сам попал в плен еще до взятия Сен-Кантена, и теперь, по его словам, по прошествии трех месяцев, он совершенно не знает, что сталось с вами… Вы, видите ли, никакого поручения ему и не давали! Он был бит, повешен! Потом ухитрился вырваться и явился в Париж! Вот россказни, которые долбит Мартин Герр с утра до вечера, когда ему задают вопрос о вашем выкупе.

— Объясни мне толком, кормилица, — сказал Габриэль. — Мартин Герр не мог присвоить эти деньги. Он ведь честен и всемерно предан мне, разве не так?