Две души Арчи Кремера (СИ)

Соответственно коменданта Лутича начал терзать вопрос: делать ли вид, что они случайно встретились, или прекращать притворяться и идти прямо к нему. С одной стороны, пока еще их отношения были чем-то эфемерным, неустойчивым, как астат. Что за отношения и насколько неустойчивые, Лутич предпочитал не задумываться вообще, чтобы не вздумать задать вопрос, на который, чего доброго, получит неприятный ответ – ответы на определяющие судьбу вопросы чаще всего оказываются радикально противоположными желаемым и необходимым. Пусть лучше так, как есть, неопределенно и без особой надежды, но и без очевидных разочарований. Со встречами, которые вроде как случайны и на второй взгляд тоже ничего особенного из себя не представляют, с отношениями, которые иначе как приятельскими назвать нельзя – вроде как, но кто его знает, что скрывается за прозрачными голубыми глазами да за большими линзами очков. И что творится в тех отделах головного мозга, которые отвечают за простые человеческие эмоции, чувства там и прочую дребедень, о которой коменданта Лутича подзуживали задумываться все чаще какие-то странные и неожиданные, непривычные и необоримые практически томления – иначе их не назвать.

О чем еще не хотелось думать совершенно, так это о причинах, по которым старая ведьма Сакузи внезапно заговорила отчетливо иным голосом, не то чтобы насмешливым – нет и нет; возможно, злорадным, а еще радостным – бесспорно. Всенепременно. Словно Златан Лутич – ее блудный племянник, который долго отсутствовал, но вдруг вернулся и решил порадовать старушку Бруну офигенным подарком – как минимум гербарием из тысячи двухсот ареанско-венерианских растений. Или хотя бы бактерий. Или хотя бы вирусов. Или хотя бы цепочек ДНК или даже РНК, но которые определенно существуют на Марсе и никак не на Земле, и просто подарил ей их, вдобавок ко гранту на пятьсот тысяч койнов и пожеланию, чтобы на него была основана еще одна лаборатория.

Милейший и кротчайший Ной Де Велде слушал треп Сакузи, не мигая, плотно сжав губы и нервно сжимая злосчастный секатор. Лутич изучал бесконечные стеллажи с горшками и колбами, кусты и деревца вдоль стен и между рядов и старался не пялиться на Де Велде – а хотелось. Этот засранец опять ел что ни попадя, и в результате у него щеки шелушатся, а может, еще по какой-нибудь другой причине. Кажется, он даже предпринял попытку облагородить прическу, и хрен его знает, проделал ли он это сам и вот этим вот секатором или обратился к кому-то из других малахольных землероек, потому что на пристойную работу уважающих себя парикмахеров мочалка на голове Де Велде не подходила. А у него были мягкие волосы, и уход за ними требовался соответствующий. Лутич знал это очень хорошо: провел как-то в бессонную ночь, наполненную все теми же томлениями, немало времени за изучением страниц сети, на которых обсуждались типы волос и возможные стратегии ухода за ними.

Распоследняя зараза Сакузи обратилась напоследок к Де Велде с требованием что-то сделать и отчитаться не ранее чем завтра, но лучше после обеда, хихикнула и потрепала по плечу Лутича. Тот сжал зубы поплотней и выпрямился, сурово взглянул на нее и, неодобрительно сжимая губы, кивнул. Величественно, как ему хотелось думать; но кажется, рядом с Де Велде все настройки организма летели к едрене фене; поэтому чему свидетелями становились непрошенные зрители, Лутич предпочитал не думать – опять же, чем меньше он обращал на них внимания, тем меньше у него было причин для смущения, неловкости или чего-нибудь подобного.

Когда Бруна Сакузи распрощалась наконец с ними и ушла, все кося через плечо любопытным взглядом, Ной Де Велде сначала опустил голову и принялся изучать секатор, затем опомнился и спрятал его за спину, а потом просто опустил руки и поднял взгляд на коменданта Лутича.

– Сегодня замечательная погода, – глуповато моргнув, сказал он.

Лутич с трудом удержался, чтобы не посмотреть на купол. Две последние недели дули ветры, что значило красноватый воздух. Температура была что-то около минус девяносто семи, даже днем не поднималась выше минус сорока. Механики чертыхались, что эта дурацкая пыль забивается просто повсюду; Лутич, старавшийся по возможности не выползать за пределы куполов, на свежий, так сказать, марсианский воздух, – и тот чувствовал, как эти проклятые микрогранулы поскрипывают на зубах. Метеорологи что в станциях на северном, что на южном полюсах в один голос говорили о том, что раньше, чем через три недели послабления ждать бессмысленно, и как по этому поводу клял всех галактических богов Ставролакис, Лутич вспоминал с уважительным недоумением даже через неделю после его брани.

– Превосходная, – с готовностью ответил комендант Лутич.

– Мы скоро будем собирать урожай крыжовника, – потоптавшись на месте, оглядевшись, поковыряв ботинком почву, признался Де Велде.