Две души Арчи Кремера (СИ)

Однако же если посмотреть на ситуацию чуть шире, сама необходимость доводить до рассеянного Де Велде точку зрения верховного представителя власти Марс-сити представлялась вполне ненужной. Достаточно просто изъять инструмент. И комендант Лутич задал пару общих вопросов, поинтересовался какой-то двухметровой херней, которая цвела мелкими цветочками – «Какое интересное растение. Это куст, если я не ошибаюсь? Малина? Очень интересно. Как обильно он цветет – мы можем рассчитывать на богатый урожай?»; Де Велде с радостью начал сыпать бесконечными словами, объясняя, восторгаясь, перебивая себя, извиняясь и снова восторгаясь – и все, не отпуская рукава Лутича и продолжая размахивать секатором. Совершив рискованный маневр – сделав полшага вперед и вправо, оказавшись вполоборота к Де Велде, Лутич изобразил максимальную заинтересованность и пару раз кивнул. Де Велде взмахнул рукой с секатором, простер ее вперед, пару раз уколол воздух, словно пытался поточней указать на веточку, которая просто обязана прогнуться под тяжестью плодов, и именно этот жест Лутич использовал, чтобы перехватить его руку. Она очень удобно легла в его ладонь; Лутич бережно сжал ее и заглянул Де Велде в глаза:

– Это замечательно. Правда, что-то подсказывает мне, что без этого инструмента тебе будет некоторым образом удобней.

– И правда, – растерянно признал Де Велде, недоуменно глядя на Лутича – словно и не подозревал до этого, как это здорово – ничего не держать в руке. Ничего ненужного, разумеется.

Лутич высвободил секатор из его руки и опустил руку. Де Велде надулся, но его рука все парила в воздухе. Такой очарованный молодой человек, непонятно чем жив и каковы его взаимоотношения с местной силой тяжести. А еще руки у него удивительно теплые, и даже протез ощущает это тепло как приятное, и мозг реагирует на него именно так. Лутич снова взял его за руку. Де Велде молчал – удивительное дело – и смотрел на него – и не моргал – и, словно спохватившись, заморгал – но не отвел взгляда.

– Удобнее ведь? – тихо спросил Лутич. Ему неожиданно привлекательна была эта тишина, которая воцарилась в саду; ему куда более привлекательной казалась возможность молчать вдвоем с Ноем Де Велде – наедине с ним, по большому счету: эти землеройки, прострели их прострел, только притворялись беспомощными и обделенными всем: территорией, пузырями, материальными благами, рабочими и дронами, – а на самом деле имели куда больше возможностей, чем остальные, и материально обеспечены получше многих других специальностей, уж Лутич это знал наверняка. Стратегическая отрасль, чтоб ее, и даже научные изыскания биологов субсидировались куда лучше, чем любила стенать Бруна Сакузи, потому что без лишнего килограмма индия обойтись можно, а без необходимой тонны овощей – едва ли.

Если бы Ной Де Велде сказал хоть слово, издал хотя бы один звук, очарование этой тишины было бы разрушено, примерно как мыльный пузырь лопается: никакого ущерба творцу и созерцателям оного, даже воспоминания о нем едва ли окажутся значительными настолько, чтобы хранить их дольше пяти секунд. Но пока он парит, им любуются. Златан Лутич держал Ноя за правую руку, ощущал, как левая рука Де Велде неуверенно цепляется за его рукав – молодой человек, сдавалось Лутичу, явно не знал, ни что делать, ни чего хочет. Неизвестно, в каком инкубаторе его такого растили, но Де Велде подавал одновременно самые разные сигналы – не очень сопоставимые друг с другом, не особо друг другу противоречившие и как-то слишком уж последовательно неуверенные. Как будто и не знал, за каким лешим затащил Лутича в укромный уголок, под сень цветущей груши, в объятья цветущей малины. Верней, телом знал, а разумом признавать отказывался.