Две головы лучше (сборник)

Противный смех и передразнивание моей быстрой речи. Еще я немного картавила – потом-то это мне помогло с французским языком, но тогда Танечка не упускала случая меня «опустить». Она боролась за превосходство перед нашей общей подружкой – девочкой, которая смотрела всем в рот, начиная от своих родителей и кончая нами обеими… Мне-то это было скучно, а вот Танечке нравилось… Интересно, что могло связывать эту стервозочку с нашей Лизаветой?

Неужели и их пути пересеклись?

– Привет, Таня, – сухо поздоровалась я.

Сейчас все мои детские обиды вспомнились, я снова ощущала себя рыжей и чересчур порывистой и доверчивой Сашкой.

– Как поживаешь?

На всякий случай она подпустила в голос нотки радости и дружелюбия, не забывая при этом оставить там снисходительность.

Бомжую потихоньку, хотелось ответить мне; судя по ее внешнему виду, Танечка давно пристроилась к веселой компании нуворишей.

– Ничего, – выдавила я остатки вежливости.

– Работаешь? Замужем?

Я покачала головой.

– Нет. Собираюсь в монастырь…

В ее глазах на минутку зажглась зловредная радость, но она притушила это недостойное чувство и выдохнула:

– Да ты что? Зачем?

Лиза таращила на меня глаза и собиралась, кажется, испортить мне всю игру лошадиным ржанием.

– Жизнь не задалась совсем, – спокойно и грустно констатировала я. – Буду искать спасения от ее враждебных вихрей где-нибудь в Тибете…

– Ты что? – прошипела мне на ухо Лиза. – У нее же глазки блестят от восторга…

– Мне нравится доставлять людям радость, – сказала я и, помахав своей «подруге» детства рукой на прощание, потащила Лизу прочь – мне не терпелось услышать, что ей удалось узнать. И черт побери, откуда она знает змеюку Таню?

* * *

– Будете чай?

Фримен с удивлением посмотрел на Елену Тимофеевну. Странный переход…

– Да, – кивнул он, стараясь не показать, насколько он ошарашен. «У меня убили дочь, выпьете чаю?» Даже спустя восемь лет такая холодность кажется ненормальной.

Женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. В глубине ее глаз Фримен все-таки увидел приглушенную боль. Но вызвано ли было это чувство гибелью дочери?

– Простите, – проговорил Фримен.

– За что?

Она была удивлена.

– Наверное, вам больно вспоминать о смерти вашей дочери…

Она неопределенно пожала плечами. Подняла чашку, сделала из нее глоток, поставила на стол.

– Взгляните на ее фотографию, – неожиданно нарушила она молчание.

– Зачем?

– Чтобы понять одну вещь – моя Элла сама шла к этому. Мне действительно больно о ней вспоминать – ведь я могла хотя бы попытаться изменить ее. Но… Ее судьба уже состоялась, разве не так принято у вас говорить?

Странно, подумал Фримен. Он не ожидал услышать от нее таких слов. Вначале Елена Тимофеевна показалась ему обычной. Слишком обычной.

– Не надо так на меня смотреть, – усмехнулась она. – Я была такой же, как Элла. Но вовремя остановилась… Когда поняла, чем приходится за это платить. Элла не поняла… Бог мой, какая же это глупость!

Она рассмеялась. Фримен вздрогнул – этот смех показался ему неуместным, страшным, как карканье ворон на кладбище.

– Вы сыщик? – спросила женщина.

Она теперь смотрела прямо ему в глаза, и Фримен понял, что глупо продолжать игру, сейчас эта игра только все разрушит.

– Не совсем, – признался он.

– Почему вас так заинтересовала Элла? Через столько лет?

– Парень, который сидит в тюрьме…

– У него тоже своя судьба, – покачала головой женщина. – Он платит за свою любовь. Ему ведь тоже хотелось неведомого, странного, непонятного. Тоже хотелось возвыситься…

– Но настоящие убийцы не платят за совершенное ими зло, – возразил Фримен.

– А я не уверена, что это было зло, – ответила Елена Тимофеевна. – Может быть, убийство Эллы было своего рода искуплением ее греха? Расплата ведь отчасти искупление? И это уж их проблема, что они свой грех не искупили. Значит, тем страшнее будет возмездие.

– Вы не любили дочь?

– Любила, – вздохнула женщина. – Но… Пойдемте. Я кое-что вам покажу…

Она поднялась со стула, стул скрипнул. Этот скрип показался Фримену зловещим, как стон.

Открыв дверь в маленькую комнатку рядом, Елена Тимофеевна включила свет.

Комнатка была заполнена книгами.

– Вот чем увлекалась моя дочь, – усталым голосом сказала она, поправляя выбившуюся из прически прядь. – Можете посмотреть, если не боитесь. Я хотела сжечь всю эту гадость, но потом пожалела. Все-таки воспоминание о моей глупой дочери…

* * *

Стоило машине с Таней отъехать, я обернулась к Лизе.

– Откуда ты ее знаешь? – спросила я.

– А ты?

– Кошмар моего детства, – пояснила я.

– Кошмар моей юности, – фыркнула Лиза. – Но я никак не могла обойтись без ее помощи… Больше никто из моих знакомых не обладает пижонской машиной… А мне надо было произвести впечатление на нашего друга Старцева…

– И как? Произвела?

– Думаю, да, – самодовольно усмехнулась Лиза. – Он пускал слюни, сопли и проявлял другие признаки эрекции… Его руки дрожали, ладони потели, и он был готов немедленно предложить мне светлое завтра, ежели бы я только согласилась… Но увы! Как истинная кошка я люблю сначала поиграть с мышкой. А уж потом подумаем о близких отношениях…