Две книги о войне

Мы сверили часы и направились искать коман­дира батальона.

Черт знает что! — не мог успокоиться лейте­нант. — С ума сошли с этим ремнем! Попроси послед­ний кусок хлеба — не задумываясь разделят. А с рем­нем просто вышел конфуз!

Солдат может обойтись и без хлеба, — сказал я. — На то он и солдат. А вот насчет кожи*.. Кожа — необходимая вещь... Тылы далеко, народ в походах износил сапоги, и каждый мечтает о новых подметках. В них ведь куда веселее шагается солдату.

Лейтенант хотя и согласился с моими доводами, но по всему было видно, что он сильно обижен и огорчен. И было бы из-за чего! Лицо его сделалось багровым, даже голос изменился, стал каким-то надтреснутым. Видимо, лейтенанту в жизни все давалось легко, не привык он к отказам.

В 16.00 началось наступление наших войск на Ба­латон. Оно, правда, уже не носило того ожесточенного характера, что предыдущие бои, начиная от Ловаш- берени, но поначалу все же было упорным и кровопро­литным.

Во время боя лейтенант перекочевал в соседний ба­тальон, и я потерял его из виду.

К утру наши войска дошли до Балатона, отрезав пути отступления немцам.

В полдень я снова встретил лейтенанта... Он был ранен, не узнал меня, и его увезли на «виллисе». В по­следнем бою, говорят, перед самым озером, он заменил убитого командира роты и отлично дрался.

В Папкеси я возвращался один. «Не будь этого про­клятого трансмиссионного ремня, может быть, лейте­нант и не ушел бы в соседний батальон и не был бы ранен, — размышлял я. — Видимо, ему неловко было со мной в одном батальоне, самолюбие не позволяло: как-никак я был свидетелем его конфуза...»

В пути меня нагнал веселый старшина-артиллерист, и мы пошли вместе. Он рассказывал длинные деревен­ские анекдоты и всю дорогу смешил меня до слез.

Уже недалеко от Папкеси я увидел валяющиеся в разных концах безлюдного поля круги трансмиссион­ного ремня. Солдаты, видимо, побросали их в первые же минуты боя. В одном месте среди этих кругов я за­метил убитого, мы подошли к нему. Это был молодень­кий рыжеволосый ефрейтор, что вчера ликующе кри­чал лейтенанту: «Ремня много в вагоне, на всех хва­тит!» Он лежал, широко раскинув руки, в кирзовых сапогах с дырявой подошвой...

Мы молча прошли дальше...

Много кругов трансмиссионного ремня валялось и в канаве, прорезающей поле. Мой веселый спутник, ничего не ведая о вчерашних событиях, сел у канавы, достал перочинный нож, поточил его о камень и, на­певая песенку, отрезал себе кусок ремня. Потом протя­нул мне нож:

Отрежьте и себе, товарищ капитан. Поставите новые подметки. Не будет им сносу.

Я взял нож, подержал его в руке и вернул артил­леристу.

И зря! — сказал старшина. — Нам еще придется исходить пол-Европы! — И он отрезал себе второй ку­сок ремня. Про запас!

Романтик на коне

Об этом солдате с утра в Вене рассказывали удиви­тельные истории. Всюду находились очевидцы его по­двигов. Одни видели, как солдат на коне подлетел к огневой точке у городского театра и гранатой пода­вил вражеский пулемет, другие — как он захватил группу немцев в плен, третьи — как солдат прикладом автомата глушил фашистов...

Но почему солдат воюет на коне, — дикость-то ка­кая! — объяснить никто не мог.

В полдень этого удивительного солдата я увидел в районе Оперы. На резвом коне без седла, болтая но­гами, как деревенский мальчишка, едущий на водо­пой, он пронесся куда-то с автоматом в поднятой руке.

Но увидеть его близко мне удалось лишь несколь­кими часами позже, в районе Дунайского канала. Под ним на перекрестке немцы подстрелили коня, и солдат на четвереньках отползал к ближайшей подворотне.

Из обувного магазина, где расположился команд­ный пункт стрелковой роты, ведущей в этом районе тяжелые бои, вышел сердитый усатый капитан, крик­нул солдату:

А ну-ка, братец, поди-ка сюда!

Солдат остановился, потом в нерешительности по­вернул в сторону магазина.

Поди-ка, поди-ка сюда! — с угрозой проговорил капитан.

Солдат на четвереньках вполз в магазин.

Теперь можешь и встать! — сказал капитан, входя за ним. — Здесь безопасно.

Но солдат смог только приподняться на колени.

И тогда все находившиеся в магазине обратили внимание на его ноги. Солдат был без сапог, ноги его были обернуты темными шерстяными портянками, за которыми проглядывали предательские белоснежные бинты.

Вот тогда-то все поняли, почему солдат воевал на коне.

Когда и где это тебя ранило? — участливо спро­сил капитан. Подхватив солдата под мышки, он уса­дил его на стул.

Солдат стыдливо опустил голову...

Неделю тому назад, товарищ капитан, под Винер-Нойдорфом... Подорвался на мине, оторвало часть ступни...

Ничего не понимаю! — сказал капитан. — Как же тогда ты очутился в Вене?

Солдат еще ниже опустил голову... Он готов был провалиться сквозь землю от стыда. Парень он был молодой. Лицо у него было широкое, скуластое, густо усыпанное веснушками.

Убежал из госпиталя, товарищ капитан, из Ба­дена. ..

Герой! Нечего сказать!.. — Усатый капитан снова стал строгим. — Да как ты смел бежать?