Две королевы

Так обстояли дела, когда Дудич, который видел, что эта минута могла быть для него решающей, напрасно в течение этих нескольких дней крутясь перед глазами Боны, которая не обращала на него внимания, побежал к Замехской.

– Моя королева! – воскликнул он с порога. – Помоги мне! Итальянка осталась в кресле, король уехал, никто о ней не думает… напомните ей, королеве, кому хотите, обо мне, который предлагает жениться.

Удивлённая охмистрина взглянула на него.

– Оставь меня в покое, – ответила она, – я ни за какое посредничество не возьмусь. Если бы ты повеситься хотел и просил у меня верёвку, я бы, может, её быстрей тебе дала. Я над итальянками никакой власти не имею, а с королевой тоже не так близка. Иди сам, проси, это будет самое лучшее.

Напрасно Дудич пытался её умолять, добился только того, что указала ему время и место, когда и где может найти Бону менее занятой и окружённой.

Дудичу так нетерпелось, он так боялся, как бы кто-нибудь его не опередил, что чуть не нарвался на гнев Боны. Он поймал её, когда она шла от казны в свои комнаты, бросился ей в ноги; сначала королева начала его ругать, приказав убираться вон. Но Петрек задобрил её смирением, разрешила идти за ней, готовая выслушать его просьбу.

Должно быть, она даже догадалась, о чём он будет говорить, потому что не показала удивления, когда Дудич объявил, что просит руку Дземмы.

Потом последовало долгое молчание, Бона сжала губы, посмотрела на этого чудака, ничего не ответила, велела ему прийти на следующее утро. В Дудича вступила надежда.

Вечером, когда итальянка ходила, всё больше отчаиваясь, по своей комнате, в которой каждый предмет напоминал ей короля, тихо, медленным шагом вошла Бона.

Дземма была слишком взволнована своим положением, чтобы заметить, какой другой пришла туда ныне королева-мать, раньше ласково и сердечно с ней обходившаяся.

Действительно, холодная, задумчивая, равнодушная, гордая стояла она перед страдающей итальянкой, которая в первые минуты не знала, как с ней поздороваться. Броситься в ноги? Показать отчаяние и сомнение? Просить милосердия?

Глаза старой государыни очень внимательно изучали Дземму и всё около неё, прежде чем она заговорила. Хотела понять, в каком состоянии её нашла, и к этому подстроить разговор.

Дземма всхлипывала, но сквозь слёзы пламенным взглядом глядела на Бону.

– Не плачь, – сказала Бона, занимая место в кресле. – Поговорим разумно. Успокойся, слушай.

Итальянка тщетно пыталась подавить рыдания.

– Я давно хотела поговорить с тобой, – начала королева сухо и с выражением неудовольствия, – но со слезами и рыданиями говорить трудно, а у меня нет времени слушать пустые слова. Что ты думаешь?

– Я надеялась, надеюсь, король мне обещал, милостивая пани, вы знаете, как я люблю его! Я должна ехать за ним, к нему, раз с ним ехать не могла.

– Да! – прервала Бона. – Да! Если бы это так легко было исполнить, как сказать! Но это всё падает на меня. Тебе от этого ничего, ему это не повредит, я расплачиваюсь за него… в меня бросят камень. Если бы даже ты поехала ночью и никто тебя не видел, завтра все на дворе и в городе скажут и пошлют рапорты в Прагу и Вену, что Бона тебя отправила для сына, чтобы позорить жену.

Дземма закрыла глаза.

Королева тяжело вздохнула, потому что её охватил гнев при воспоминании о молодой королеве, сопернице.

– Я должна чем-нибудь пожертвовать для сына, – добавила она, – но и ты от себя должна сделать какую-нибудь жертву.

Итальянка отняла от глаз руки и платок, которым их осушала.

– А! Милостивая пани, я готова на всевозможные жертвы. Мою честь, молодость, все отдала бы.

Как будто трудно ей было сказать, о чём была речь, королева немного помолчала, опустила глаза и машинально пальцами начала водить по подлокотнику кресла.

Дземма ждала.

– Я тебя так одну выслать не могу, – сказала она после очень долгой паузы. – Поищи сама в своей головке, как это может сложиться, чтобы ты имела право покинуть двор и, не подставляя меня, выехать, куда тебе нравиться.

Разрешить эту задачу, которую Бона бросила с ироничной улыбкой, было нелегко для итальянки, которая, услышав её, стояла удивлённая, задумчивая, не понимая, что она могла означать.

– Как это? Значит, ты, умная и хитрая, сама не можешь напасть на эту мысль? – спросила королева. – И однако это очень просто.

Дземма слушала.

– Можешь ты быть свободной только выходя замуж? – прибавила королева.

Итальянка издала мучительный крик.

– Я? Замуж? – воскликнула она с ужасом. – Стать неверной ему? Я?

– А! – сказала Бона равнодушно. – Будто не найдётся человек, который выйдет за тебя замуж и ничего за это от тебя требовать не будет, оставит тебя свободной.

– Но я должна буду поклясться.

– Сдерживать эту клятву сию минуту тебя же никто не вынудит. Муж согласится быть послушным, – шепнула Бона.

Итальянка, у которой это ни в сердце, ни в голове не укладывалось, стала дивно метаться и протестовать непонятными отрывистыми словами.

Бона встала с кресла.