Вся её политика покоилась на задержке, на проволочке, на поиске причин в состоянии здоровья короля, на слухах о чуме, которые становились более угрожающими везде, где были большие скопления народа. Именно в Бресте должен был со всех сторон собраться этот сейм.
Но суровая чума наконец начала и в Кракове стихать, о ней было слышно меньше, а Литва сильно настаивала. Поэтому решили в июне из Мазовии поехать на границу в
Брест, где уже начали делать приготовления для размещения двора. Август обещал незамедлительно прибыть.
Елизавета ждала его приезда как избавления от неволи, но не менее беспокойно ждала его Бона. Вернётся ли он к ней таким же преданным и послушным, как был, или изменившимся и бунтующим? Последние письма велели об этом догадываться, или по крайней мере о тяжёлом переходе, прежде чем вырывающийся невольник снова был бы закован в кандалы.
Заключая из всего, что ей доносили, королева уже не рассчитывала на Дземму. На своём дворе было кем её заменить. Кроме того, она рассчитывала на известную расточительность сына и скупость отца, когда шла о нём речь. Ему, должно быть, нужны были подкрепления, которые мать готова была дать, взамен требуя от него возвращение к прежнему послушанию.
– Холзелин, душа моя! – воскликнула, считая дни, молодая королева. – Он приезжает в июне. Две новые луны сменятся, и мы его увидим!
Кэтхен с каким-то недоверием целовала её руки.
– Моя королева, – шептала она, – вот бы он вернулся лучше, чем уехал.
Двузначная улыбка Елизаветы и её молчание были для воспитательницы загадкой.
Судьба несчастного Дудича и его прекрасной жены не может быть нам безразлична. Дземма всегда надеялась, что король вернётся к прежней любви, грезила, что её приведут в замок, ежедневно ожидала внезапной счастливой перемены. Но эти надежды её жестоко обманули.
Когда король снова несколько дней не показывался на Троцкой улице, а Дземма не могла истолковать себе этого пренебрежения, хотя Бьянка пыталась её утешить тем, что у него были достойные гости и был очень занят, она уже потеряла терпение и хотела бежать в замок, но Бьянка, опасаясь её вспыльчивости, сама предложила её заменить.
Попасть в замок было нелегко. Одна его часть была недоступна, потому что там велись работы, в другой было тесно от толпы двора и урядников. Но итальянка была рассудительна, ловка и осторожна. Почти не привлекая на себя внимания, она сумела попасть к Мерло, любимцу Августа. – Мой милый пане, – воскликнула она, увидев, что он входит, – придумай что-нибудь для того, чтобы его величество король не был так жесток к бедной Дземме. Она сойдёт с ума от отчаяния.
– А что же я могу тут придумать? – ответил Мерло. – Наш король в Вильне, это не тот, что был в Кракове. Тут он должен глядеть во все стороны, потому что на него отовсюду смотрят. Любовь – это хорошо, но всей жизни отдать ей нельзя.
– Пусть он о ней не забывает! Он должен пожалеть её! – воскликнула Бьянка.
– А она тоже должна его пожалеть! – сказал Мерло. – Королю она всегда мила, но теперь, когда у неё есть муж…
– Муж? – рассмеялась итальянка. – Но это конюший, не муж. Он к ней на порог войти не смеет.
– О, это всё равно, – добавил придворный, который с удовольствием разговаривал с красивой, хоть увядшей, Бьянкой. – Всё-таки король опомнился, что взял жену, и думает о ней.
– Король? А в Кракове и знать её не хотел! – ответила итальянка.
– В Кракове было что-то иное, – начал доверчиво Мерло. – Определённо то, что теперь нашёл к ней сердце. В Кракове он боялся матери, а тут мы никого не боимся.
– Вы забыли, что у старой королевы длинные руки, – сказала Бьянка.
– Всё же до Литвы им будет трудно дотянуться, – ответил Мерло, – а если королева-мать любит сына, то жену у него отобрать не захочет, когда убедится, что он к ней привязан.
Итальянка начала смеяться.
– Привязался! Теперь! Не видя его! Что вы говорите! Вы надо мной шутите!
– Я говорю правду, – сказал Мерло, – и у меня есть на это доказательства. Я вам повторяю, что в Кракове было нечто другое, а тут другое намечается. Лучшее доказательство – то, что король ни о чём другом не думает, только, чтобы в замке как можно скорее устроить комнаты для своей пани, достойные её. Рабочие спешат как могут, а он сам почти каждый день спрашивает об этом. Привозит ковры, портьеры, картины и старается постелить гнездо красивое и мягкое. Хотите посмотреть? – прибавил Мерло. – Могу вас проводить. Комнаты уже имеют предназначение. Пойдёмте.
Сказав это, он повёл грустную и удивлённую Бьянку внутрь нижнего замка, где действительно крутилось много народа.
Одни полировали наружные стены, другие выкладывали в центре пол, вставляли окна, подгоняли двери, красили и забивали.
Мерло показал ей сначала комнаты, предназначенные для короля, потом общие, расположенные около спальни, разделяющей их, наконец для фрейлин, двора, слуг и для пани. Последние были более нарядные, светлые и радостные, словно хотели своей свежестью соответствовать молодости королевы. Под окнами сажали деревья и цветы.