Две королевы

– А! Если бы ваша милость соблаговолили меня не задерживать… – воскликнул он, – мне очень срочно нужно вернуться.

Кмита быстро поглядел ему в глаза и нахмурился.

– Но вы слуга королевы, и не о вас тут идёт речь, а о её деле, – воскликнул он. – Срочно вам, или нет, это мне, по правде говоря, без разницы. Когда говорю, что нужно задержаться, ответ не нужен.

Дудич замолчал.

– Я просил бы вас, – сказал он после минутного молчания, – по крайней мере о той милости, чтобы знать, как долго может продлиться ожидание?

Кмита начал гневаться.

– Вы до избытка любопытны, – произнёс он гордо и кисло. – Я сам не знаю, как долго это может продолжаться. Вы тут не по собственной воле и не распоряжаетесь собой.

Дудич побледнел. С этим человеком даже говорить было трудно. Он немного испугался, боялся его рассердить. Ждал только, когда его отправят. Кмита прошёлся по комнате, хлопнул в ладоши. Вошёл слуга.

– Позовите мне Белого, – сказал маршалек.

Он не говорил ничего Дудичу и даже не смотрел на него. После маленькой паузы вошёл на своих кривых ногах Белый.

Кмита указал на Дудича.

– Это посланец её величества королевы, который должен тут ожидать моего ответа, а тот не скоро может быть дан; ты знаешь его, как он говорит, возьми его в опеку. И чтобы ему всего хватало, понимаешь? С вами есть люди? – спросил он.

– Пятеро, – сказал с гордостью Дудич.

Кмита пожал плечами.

– Люди и он не должны ни в чём испытывать недостатка, – говорил Белому Кмита, – но без моего ведома он не должен отсюда отдаляться. Я вижу, – добавил он, – что ему не очень-то хочется ждать.

– Но раз ваша милость приказывает… – прервал Дудич.

Кмита дал какой-то знак Белому.

– Размести его, корми и пои, и пусть ждёт… пусть ждёт! Сказав это, маршалек странно рассмеялся, насмешливо глядя на Петрека, который как всегда в своём ярком итальянском костюме выглядел довольно потешно.

Дудич покорно поклонился.

Они вышли вместе с Белым, ничего не говоря, во двор. После короткого раздумья опекун проводил посла в дом, расположенный на расстоянии нескольких десятков шагов.

– Наш пан, должно быть, что-нибудь нехорошее вычитал в письме, – сказал Белый.

– Самое худшее то, что я должен тут сидеть, – воскликнул Дудич, – потому что мне срочно нужно в Краков. Я говорил об этом пану.

– Ты это нехорошо сделал, – прервал Белый, – потому что он любит делать наперекор. Будет тебя специально держать.

Дудич заломил руки.

– Но зато, – смеясь, сказал Белый и хлопнул гостя по плечу, – могу тебе поручиться, что ни голода, ни жажды ты не будешь испытывать. Не знаю, будут ли тебя звать к столу, разумеется к маршалку двора, потому что Кмита в обычное время один ест или с равными себе… но ты не пожалуешься на нас.

– А вы тут долго думаете сидеть? – спросил Дудич, которому Белый показывал новую комнату.

– Надо было спросить Кмиту, – смеялся кривоногий, – он бы тебе отвечал так же, как на первый вопрос. С ним никто никогда не знает, что он решит на завтра. Можем сидеть тут полгода, или внезапно двинемся вечером.

Уже не о чем было больше спрашивать. Дудич бросился на скамью и приказал приносить в дом свои вещи. Ему казалось, что его взяли в плен.

К столы придворных Кмиты в этот день его не звали, но прислали всё, в чём он мог нуждаться, в изобилии.

Наевшись, Дудич в отчаянии лёг спать, а оттого что вчерашнюю ночь он провёл в горячке и бессоннице, теперь сон был таким крепким, что, когда проснулся на ужин, была ночь. Никто на него не взглянул, даже Белый.

На вопрос, что делалось на дворе, люди не могли ему ответить. Послали какой-то вооружённый отряд, Кмита сидел дома.

От ночного пиршества ничего не осталось, точно оно было сновидением, – ни воспоминания, ни следа. Никто не решался говорить о нём. Между двором, стражей, людьми снова царила дисциплина и самый строгий порядок.

Для Дудича, которому было не к кому обратиться, а сказать правду, не смел, более длительное пребывание обещало быть очень тяжелым. Он не знал, что делать.

Выйти боялся, чтобы не подумали, что подсматривал и шпионил; это могло бы разгневать Кмиту.

Белый появился только на следующее утро.

Он нашёл Дудича молчаливым и подавленным.

– Ты выспался? – спросил он.

– Что же мне было делать?

– Наешься теперь, – смеялся Белый, – а когда не будет занятия, пей. Что предпочитаешь? Мёд добрый, пиво сносное, вином не похвалюсь.

Дудич вздыхал. Белый, верно, уже оповещённый Кмитой, усмехнулся. Авнтюрист, отлично закалённый, никого и ничего никогда не боялся и никакой тайны скрывать не умел.

Он посмотрел на бедного, молчаливого Дудича.

– Скажи мне, – отозвался он вдруг, – чем ты провинился у королевы, что тебя сюда к нам в наказание выслала?

– Как это, в наказание? – возмутился Дудич. – Но я у её величества в большом фаворе.

Белый начал смеяться, с жалостью поглядывая на товарища.

– Так тебе, бедняга, кажется, – сказал он. – Кто поймёт эту итальянку. Это дьявол, не женщина. Она тебе улыбается, а (тут он ударил огромным кулаком себя в грудь), я говорю тебе: ты в чём-то провинился.

Дудич аж с лавки вскочил.

– Откуда ты это знаешь? – крикнул он.