Две королевы

Огромные доски, обитые тканью, на которых лежало жареное мясо, обрезанное со всех сторон сотрапезниками, представляли собой стол, заставленный, кроме того, мисками с полевкой, кашей, клёцками, фруктами, сыром в больших кусочках и творогом. Большие жбаны стояли под рукой почти каждого пирующего, а кроме них, Кмита то тому, то другому посылал от себя серебряный, часто дорогой кубок лучшего вина, выпив который, участник застолья, смеясь, прятал его под лавку и не возвращал больше.

Некоторым захмелевший Кмита, доказывая, как был им благодарен, посылал жбаны и миски. Перед одним даже стояло блюдо, полное золотых денег.

Скупой пан, когда был разгорячён вином, нередко разбрасывал тысячи, о чём потом жалел. Разбойники умели пользоваться его опьянением и целыми днями и ночами держали его у столов.

Кмита, который в более достойном обществе, с иностранцами умел вести себя по-пански, подбирать слова и показать, что не напрасно бывал на дворе императора, здесь, казалось, предпочитал развязную, дикую и бесстыдную речь. Самую обычную ругань он приветствовал улыбкой, а когда молодчики ссорились друг с другом и лезли в драку, он аплодировал им, издевался, только покалеченных и велел разнимать; за столом каждую минуту возникали такие поединки слов и угрожали друг другу кулаками, а окровавленных лиц было немало.

Дудич, прислонившись к стене, поначалу ни разобрать ничего толком не мог, ни расслышать в шуме. В глазах у него темнело, в голове кружилось.

Когда шум был слишком сильный, маршалек, стоящий за Кмитой, по его приказу поднимал вверх свою белую трость и несколько раз ударял ею сильно о пол – тишина постепенно возвращалась.

Белый как раз подошёл к пану с донесением, но Кмита ничего расслышать не мог. Приказали шуметь потише.

Тогда Дудич мог отчётливо услышать разговор.

– Из Кракова от старой королевы прибыл придворный, – сказал он.

Кмита нахмурился.

– Прямо сюда? – крикнул он. – Нужно ему было меня преследовать? Не мог подождать в Висниче?

– По-видимому, он имел такие приказы, – сказал Белый.

– Чего же старая бабка от меня хочет? – спросил презрительно маршалек. – Одну минуту спокойно ей трудно усидеть. Что с этим посланцем сделали? Кто он такой? – спросил Кмита.

– Придворный старого пана, Дудич, также старый.

Кмита сморщился.

– Оставили бы его где-нибудь на фольварке, чтобы за мной тут не подсматривал. У королевских слуг распущенный язык.

– Я спрятал его в угол, он устал, – прибавил Белый. – Ваша милость, вам не нужно о нём беспокоиться. Он с удовольствием отдохнёт.

– А письмо королевы? – кисло спросил, наполовину поднимаясь, Кмита.

– Он говорил мне, что может отдать его только в собственные руки вашей милости, – произнёс Белый.

Известие о прибытии Дудича, которое прервало охоту, была маршалку не по вкусу. Его лицо приобрело мрачное и почти гневное выражение.

Белый хотел уже уходить, когда тот обратился к нему:

– Ты говорил с тем посланцем? – спросил он. – Не привёз ли он какой-нибудь новости?

– Э! Ничего там, наверно, нового нет, – сказал Белый, – кроме того, что нам известно: что брак молодого пана решён, и что старая королева терзается из-за него.

– Гм! – крикнул Кмита. – Она терзается? Скажи лучше, что растерзает эту молодую овечку, как только попадёт в её когти. О! Попасть в руки Боны…

И он дико рассмеялся.

– Кумельский не сравнится с ней! – прибавил он, поглядывая на растянувшегося неподалёку нарядного любимца.

Тот принял скромную позу.

Принуждённая тишина, воцарившаяся около стола, это резкое закрытие всех ртов повеяли на пирующих каким-то холодом и отразились на Кмите, которому этот перерыв был неприятен.

– Чёрт бы побрал эту старую бабу, – воскликнул он, —

с её письмом и посланцем… даже тут не даёт мне отдохнуть и насладиться радостью, какая мне положена.

Неуважение, с каким Кмита отзывался о королеве, хоть был её слугой и считался самым преданным её союзником, очень удивляло Дудича. Ему казалось непонятным такое пренебрежение к этой силе. Он остолбенел.

– Забавную комедию будем иметь при дворе, – начал Кмита громко, – две королевы! Старуха, злая как дьявол, как он, завистливая, с набитым кошельком, с Гамратом и целым войском слуг и служек с одной стороны; с другой старый уставший король и молодая девушка, чужая тут, непривыкшая. А с какой стороны встанет молодой король Август? Эй! Кто угадает?

Кмита смеялся.

– Гм, – прибавил он, – мы солдаты, и там, где война идёт, хотя бы между бабами, всегда что-нибудь должно испечься для войска.

Когда Кмита это говорил, шум, который было перестал, в другом конце стола постепенно начинался заново, а так как все сотрапезники были нетрезвы, вскоре он так вырос и усилился, что Дудич остальные слова Кмиты услышать не мог.

До него долетали только чрезвычайно дерзкие выкрики против Боны и итальянцев и насмешки над королём, которые его очень огорчали.

Что должно было творится в другом месте, когда тут, на дворе пана, находящегося в дружеских отношениях с Боной, который открыто держал её сторону, такое себе позволяли?