Две королевы

Раздав вещи, Мария села за письменный стол. Она уже отправила прощальное письмо герцогу де Гизу, которого считала членом семьи. «Я прощаюсь с Вами, — писала она за два с лишним месяца до того момента, через месяц после обвинительного вердикта, — перед тем, как меня предадут смерти по несправедливому обвинению, каковому, слава Богу, не подвергался никто из членов нашей семьи, не говоря уже о лицах моего ранга». Мария выражала надежду, что ее смерть послужит свидетельством ее истинной веры и готовности пострадать «ради поддержки и восстановления католической церкви на этом несчастном острове». Она посылала свою любовь всем родственникам, но не могла скрыть горечи по отношению к своему сыну, Якову VI, который отверг ее. «Пусть благословение Божие, каковое мне следовало бы передать своим детям, принадлежит Вам, которого я вверяю Господу столь же искренне, как своего несчастного и обманутого сына».

Пришло время закончить прощание. Мария всегда любила отправлять и получать письма, и за сорок четыре года жизни написала — с учетом утерянных и уничтоженных документов — две или три тысячи штук. Теперь она принялась за свое последнее письмо. Разумеется, оно отправлялось во Францию, страну, которую Мария считала домом, даже когда была правящей королевой Шотландии. Получить это послание должен был ее деверь, Генрих III, которого она знала с младенческого возраста, когда он вместе с ней жил в детских покоях Сен-Жермена и Фонтенбло.

Было уже почти два часа ночи, когда она села за письмо. До казни оставалось всего шесть часов, однако написано оно не обычными для Марии каракулями, а ровным и аккуратным почерком. Несколько светлых пятен на первой странице, вероятно, указывают на места, куда капали ее слезы. «Сегодня, после обеда, — начала она, — мне огласили приговор».

У меня нет времени дать Вам полный отчет обо всем, что произошло, но если Вы выслушаете моего врача и других моих несчастных слуг, то узнаете правду, как и то, что я, слава Богу, не боюсь смерти и решительно заявляю, что встречаю ее не виновной ни в каком преступлении…

Католическая вера и защита моего дарованного Богом права на английский престол — вот две причины моего осуждения, и мне не позволялось говорить, что я умираю за католическую веру…

Я прошу Вас, христианнейшее Величество, моего деверя и давнего друга, который всегда выражал свою любовь ко мне, теперь доказать свою доброту, позаботившись о следующем: милосердно заплатить моим слугам недоимки по жалованью (только Вы сможете снять этот груз с моей совести), а также обратить к Богу молитвы за королеву, которую называли христианнейшим Величеством и которая умирает в католической вере, лишенная всех своих владений…

Что касается моего сына, я рекомендую его Вам, насколько он этого заслуживает, потому что я не могу за него отвечать…

Я осмелилась послать Вам два драгоценных камня, талисманы против болезней, веруя в то, что Вы будете пребывать в добром здравии и проживете долгую и счастливую жизнь.

Наконец Мария прилегла и попыталась заснуть. Она всего лишь задремала, но пролежала на кровати до шести часов, когда в комнате зажгли свечи. Она поспешно встала и начала готовиться к казни. Ее камеристки трудились всю ночь, готовя для нее одежду, косметику и парик.

Одевшись, Мария сидела на табурете, пока камеристки заканчивали свою работу. Затем она приказала всем слугам собраться в приемной. Бургойн зачитал завещание, после чего Мария подписала документ и вручила Бургойну для передачи герцогу де Гизу. Попрощавшись со всеми, она опустилась на колени и начала молиться вместе со слугами.

Едва прозвучали первые слова молитвы, как в дверь громко постучали. Это был Томас Эндрюс, шериф графства Нортгемптоншир, которого сопровождали графы Шрусбери и Кент.