Две королевы

К болям от остальных ее болезней прибавились открытая рана на одном плече и негнущаяся правая рука, но настроение у нее было прекрасным. Паулет видел, как она «получает удовольствие от пустяков, и во всех ее речах не заметно никаких признаков печали». Она продолжала обсуждать судебный процесс: кто что говорил в зале суда и что она подслушала из разговоров членов комиссии, сидевших рядом с ней.

Затем, в субботу, 4 февраля 1587 г. в окрестностях замка Фотерингей появился Роберт Бил. Его первой задачей было найти и проинструктировать графов Шрусбери и Кента, что заняло три следующих дня, поскольку они разъезжали по своим владениям. После этого все трое прибыли в замок Фотерингей и явились в покои Марии, где должны были сообщить ей, что казнь состоится следующим утром в начале девятого.

Паулет и его помощник, сэр Дрю Дрери, повел графов наверх. Когда их впустили, Паулет, который явно наслаждался своей ролью тюремщика Марии, в последний раз сорвал ее балдахин с гербом. По свидетельству Била, Марии зачитали указ о ее казни. Она слушала молча.

Несколько минут она сидела неподвижно, затем внезапно нахмурилась, вспомнив, как свергнутый король Ричард II был тайно умерщвлен в замке Понтекрафт. Она спросила, поступят ли с ней так же, на что Дрери, достойный человек, который был благороднее и добрее Паулета, ответил: «Мадам, Вы не должны этого бояться, поскольку Вы на попечении христианской королевы». Мария даже не догадывалась, что Елизавета имела твердое намерение тайно предать ее смерти с помощью «некоего Уингфилда», наемного убийцы, и что сомнительной привилегией публичной казни она почти полностью обязана Сесилу и Уолсингему.

Мария спокойным голосом обратилась к графам: «Благодарю вас за эту желанную новость. Вы окажете мне огромную услугу, забирая меня из этого мира, расстаться с которым я буду очень рада». Она продолжала говорить, вспоминая предков и династические права, излагая собственную версию многолетних попыток достичь политического согласия с Елизаветой и свою готовность к компромиссу. Все ее предложения были отвергнуты. Больше ничего она сделать не может. «Я ни на что не гожусь, и от меня никому нет толка», — заключила она. Все эти годы, возможно со дня смерти ее первого мужа, она кому-то мешала.

Но Мария нашла для себя новую роль. Она умрет как мученица за католическую веру. Она перекрестилась во имя Отца, Сына и Святого Духа. «Я вполне готова и очень счастлива умереть, пролить свою кровь ради всемогущего Бога, моего Спасителя и Создателя, ради католической церкви, чтобы поддержать ее права в этой стране».

Мария спросила, будет ли позволено ее капеллану утешить ее, но просьбу грубо отклонили. Затем она поинтересовалась, где ее похоронят. Позволят ли ей лежать рядом со своим первым мужем в усыпальнице в Сен-Дени или рядом с любимой матерью в монастыре Сен-Пьер-де-Дам в Реймсе?

Шрусбери ответил, что это еще не решено, но Елизавета вряд ли разрешит похоронить ее во Франции. «Тогда, по крайней мере, — спросила Мария, — будут ли удовлетворены мои просьбы относительно слуг?» Она славилась щедростью к своим слугам и теперь выражала искреннее желание вознаградить тех камеристок и слуг, которые так долго сохраняли ей верность. Графы не получили никаких инструкций на этот счет и, следовательно, не возражали.

Когда они ушли, оставив Марию с камеристками, она не утратила самообладания. «Плакать бесполезно», — сказала она им. Мария съела скромный ужин, затем опустилась на колени и почти час молилась. Затем, собрав силы, принялась за работу. Первым делом Мария составила завещание. Она написала, что умирает за истинную католическую веру и оставила инструкции относительно поминальных служб, которые следует отслужить за упокой ее души во Франции и на которых могут присутствовать ее слуги. Все ее долги должны быть выплачены, а оставшиеся деньги отданы слугам. Душеприказчиком Мария назначила Генриха, герцога де Гиза.

Затем Мария проверила содержание шкафов и гардеробов и распределила вещи между приближенными. Бургойн, рассказ которого о последних часах Марии наиболее достоверен, получил два кольца, две маленькие серебряные шкатулки, две лютни, на которых иногда играла Мария, сборник нот в бархатном переплете, а также красный балдахин с пологом для кровати.