– У твоей матери было такое же доброе сердце. Это и погубило ее! – Всепоглощающая печаль охватила Банбу, и на какое-то ужасающее мгновение Розе показалось, что бабушка сейчас заплачет. Она шагнула к ней, но в старухе что-то изменилось. Взгляд Банбы ожесточился, как и ее голос. – Я не позволю, чтобы то же самое случилось и с тобой.
Рано утром следующего дня звук царапанья разбудил Розу раньше остальных. Она на цыпочках подошла к двери и открыла ее, ожидая увидеть Тильду.
Вместо этого старкрест уставился на нее яркими глазами-бусинками. К его левой лапке было привязано письмо. Роза узнала в ленте свою собственную и сразу поняла, от кого оно. Она подняла его дрожащими пальцами, и когда птица вернулась в небо, озаренное первыми лучами солнца, она прочитала имя, нацарапанное на письме.
Банба.
Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что ее бабушка все еще храпит. Затем она вышла навстречу морскому воздуху, спустилась к пляжу и открыла письмо.
Я не могу остановить свадьбу. Гевранцы идут. Убегайте!
Следующие дни в Анадоне прошли под свинцовым небом. Рен сгрызла все ногти, она до изнеможения мерила шагами комнату, в то время как Дыхание короля лежал в своих покоях, в состоянии между сном и бодрствованием, под бдительным оком Гектора Пегаси. Его самочувствие не улучшалось, но и не ухудшалось. Каждое утро Рен просыпалась со страхом, что она может встретить его во дворе в полном, как и всегда, здравии или открыть свою дверь и обнаружить дворцовых стражников, ожидающих, чтобы арестовать ее за то, что она сделала.
Она избегала Селесту, боясь, что чары памяти рассеются и она придет в себя, а значит, вернутся и ее подозрения. К счастью, график Чапмана не оставлял ей свободного времени, а отведенные Рен часы с принцем Анселем давали прекрасный повод не встречаться с лучшей подругой Розы и в то же время находить предлог, чтобы побыть рядом с Тором. Во время их прогулки верхом к границе Эшлинна Рен полулежала на берегу реки и громко смеялась, пока принц и его солдат пытались превзойти друг друга, ловя прыгающего лосося голыми руками.
После этого она видела Анселя еще три раза за обедом и один раз на прогулке по лесу, где принц несколько раз не смог взять ее за руку, прежде чем переключить свое внимание на кормление уток в озере. Рен проводила эти встречи, украдкой обмениваясь взглядами с Тором, не желая ничего, кроме как затащить его в темный угол и наконец поцеловать до беспамятства.
Иногда Рен делала вид, что гладит Эльске, только для того чтобы приблизиться к солдату, не вызывая подозрений. Она вела опасную игру, но ничего не могла с собой поделать, и даже если гевранец вел себя слишком профессионально – стоял со слишком выпрямленной спиной и занимался волчицей, иногда Рен ловила его взгляды, в которых читалось неприкрытое желание, из-за чего по ее спине пробегали мурашки.
За неделю до свадьбы, когда луна стала почти полной, Рен проснулась от далекого рева горнов. Она в испуге вскочила с кровати и накинула платье. Агнес нигде не было видно, как и завтрака. Когда Рен спустилась с восточной башни, она чуть не врезалась прямо в Чапмана, который в панике метался по коридорам.
Она схватила его за руку:
– Что это за шум? Что происходит?
– Это гевранцы! – завопил он. – Они уже плывут по Серебрянному Языку!
Рен напряглась:
– Они
– И раньше положенного! – Чапман в ярости замахал своим свитком. – Учитывая, что Дыхание короля болен, у нас нет времени на организацию приветственной процессии. Мне нужно немедленно собрать почетный караул. И принца! Ох! – Он сорвался с места. – Кто-то должен сообщить принцу!
В следующую секунду Чапман исчез из виду, Рен приподняла подол юбки и направилась к проходу под восточной башней. Ее торопливые шаги эхом отдавались в тишине, нетленные огни давно умерших ведьм освещали ее путь к реке. К тому времени как она выбралась через ливневую канализацию из дворца, ее одежда покрылась грязью.
Внизу, на берегу Серебряного Языка, горожане Эшлинна собирались у мельницы. Некоторые вышли на мостик и вытягивали шеи, чтобы взглянуть на корабли. Рен пробиралась вдоль берега реки, держась в тени. Добравшись до корявого дерева, низко нависшего над водой, она закатала рукава и начала взбираться по нему. Это было сложно, учитывая, что ее платье стягивало ребра, а юбки обхватывали лодыжки, но она справилась, карабкаясь по стволу, как белка.
Снова зазвучали горны. Рен закатила глаза. Похоже, гевранцы намеревались разбудить всех мужчин, женщин и детей Эшлинна.