Две крепости

— Кто это? — послышался голос. — Что вам нужно?

Теоден вздрогнул.

— Я знаю этот голос, — сказал он, — и проклинаю день, когда впервые услышал его.

— Идите и приведите Сарумана, раз уж вы стали его лакеем, Грима Змеиный Язык! — приказал Гэндалф. — И не растрачивайте впустую нашего времени!

Окно закрылось. Все ждали. Неожиданно послышался другой голос, низкий и мелодичный, очаровывающий каждым своим звуком. Тот, кого этот голос заставал врасплох, редко мог вспомнить, о чем шла речь, а вспомнив, удивлялся, потому что в самих словах не было никакой особенной силы. В сознании оставались только радость и счастье от этого голоса: все, что он говорил, казалось необыкновенно мудрым, в глубине души поднималось желание немедленным согласием доказать и свою мудрость. Голоса других на фоне этого казались грубыми. И если кто-то противоречил чудесному голосу, в сердцах слушателей возникало желание убить спорщика. На некоторых очарование действовало до тех пор, пока голос обращался к ним. Стоило ему переключиться на другого, первый улыбался, как человек, разглядевший трюк фокусника, в то время как другие его не видят. Большинству же хватало самого звука. И те, кто был завоеван голосом, долго не могли избавиться от очарования, будто бы он бесконечно продолжал нашептывать им в уши. Никто не оставался равнодушным, никто не мог сопротивляться его просьбам и приказам без напряжения разума и воли, если таковые вообще удавалось сохранить.

— Итак? — мягко произнес этот голос. — Зачем вы нарушаете мой отдых? Почему не даете мне покоя ни днем ни ночью?

Это были слова доброго человека, огорченного незаслуженным оскорблением.

Все посмотрели наверх, удивленные: никто не заметил его приближения. Они увидели фигуру, опирающуюся на перила и глядящую на них сверху вниз. Это был старик, одетый в большой плащ, цвет которого трудно было определить сразу, ибо он менялся, стоило перевести взгляд или когда сам старик шевелился. У него было вытянутое лицо с высоким лбом и глубокими темными глазами, понять выражение которых было непросто, хотя, несомненно, взгляд его был и серьезным, и благожелательным, и немного усталым. Волосы и борода белели как снег, но в бровях и возле ушей сохранилось много черных волос.

— Приятный и в то же время противный какой-то, — пробормотал Гимли.

— Но ничего не поделаешь, — продолжал мягкий голос. — Двое из вас известны мне по именам. Гэндалфа я очень хорошо знаю и понимаю, что он пришел сюда за помощью или советом. Но вы, Теоден, повелитель Марки, славный своими похвальными деяниями и еще более — своей принадлежностью к благородному дому Эорлов. О достойный сын Тенгела! Почему вы не пришли сюда раньше, запросто, по-соседски? Как я хотел увидеть вас, могущественный король Западных земель, и особенно в последние годы, чтобы предостеречь вас от неразумных и злых советников, окружавших вас! Но разве сейчас уже поздно? Несмотря на нанесенное мне оскорбление, в чем, увы, приняли участие и люди Рохана, я все еще могу спасти вас от гибели. А она неизбежна, если вы и впредь не свернете с дороги, на которую ныне ступили. Я один в силах помочь вам теперь.

Теоден открыл рот, как бы собираясь заговорить, но не вымолвил ни слова. Он посмотрел на Сарумана, прямо в его темные торжественные глаза, потом на Гэндалфа. Казалось, он сомневается. Гэндалф не двигался, он стоял молча, как камень, как человек, терпеливо ожидающий сигнала, не прозвучавшего до сих пор. Всадники сперва зашевелились, одобрительно бормоча, потом тоже умолкли, очарованные. Им казалось, что Гэндалф никогда не говорил так прекрасно и достойно их повелителя. Грубыми и высокомерными мнились теперь все его речи, обращенные к Теодену. И в сердца воинов запала тень, страх перед гибелью Марки во тьме, куда вел их Гэндалф, в то время как Саруман стоял у двери освобождения и, держа ее полуоткрытой, давал пробиться лучу света. Молчание становилось тягостным.

Его внезапно прервал гном Гимли.

— У этого колдуна все слова перевернуты с ног на голову, — заявил он, сжимая рукоять топора. — Если на языке Ортанка помощь означает разрушение, а спасение — порабощение, тогда все ясно. Но мы пришли сюда не как просители.

— Спокойно! — сказал Саруман, и на короткое мгновение голос его стал менее мягким и вкрадчивым, в глазах блеснул и исчез нехороший огонек. — Я пока говорю не с вами, Гимли, сын Глойна! Ваш дом далеко, и вы не имеете отношения к тревогам и заботам наших земель. Но нет вашей вины в том, что вы оказались вовлеченным в наши дела, поэтому я не осуждаю вас за ту роль, что вы сыграли, — а роль эта, несомненно, злая. Но прошу вас: позвольте мне сначала поговорить с королем Рохана, моим соседом и некогда — моим другом. Что скажете, король Теоден? Желаете ли сохранить мир со мной и использовать мои знания, собранные за много лет? Станем ли мы держать совместный совет против злых дней и возместим ли взаимные обиды совместными добрыми делами во имя процветания наших владений?

Теоден по-прежнему не отвечал. Поражен ли он был гневом или сомнением — никто не мог сказать. Заговорил Эомер.