Две крепости

— Повелитель, выслушайте меня! Теперь мы чувствуем опасность, о которой нас предупреждали. Прибыли мы как победители или должны стоять удивленные фокусами старого лжеца с медоточивым раздвоенным языком? Так, верно, говорил бы загнанный волк, обращаясь к собакам, если б умел. Какой помощи ждать от него теперь? Все, чего он хочет, — это выпутаться из трудного положения. Но неужели вы вступите в переговоры с этим мастером предательства и убийства? Вспомните Теодреда у бродов и могилу Хамы в Пропасти Хельма!

— Если говорить о ядовитых языках, то что сказать о вашем, юная змея? — крикнул Саруман, и все почувствовали в его голосе еле сдерживаемый гнев. — Но подождите, Эомер, сын Эомунда! — продолжал он снова мягким голосом. — Каждый должен довольствоваться своим уделом. Ваш удел — сила рук и доблесть. Благодаря им вы снискали высокую честь. Убивайте врагов вашего повелителя и довольствуйтесь этим. Не вмешивайтесь в политику, которой вы не понимаете. Но может быть, если станете королем, вы на собственном опыте убедитесь, что король должен выбирать себе друзей тщательно и с опаской. Дружбу Сарумана и могущество Ортанка нельзя просто отбросить в сторону, какие бы обиды, реальные или мнимые, ни лежали между нами. Вы выиграли сражение, но не войну. В следующий раз вы можете обнаружить тень леса у своих ворот: он своенравен, бессердечен и не любит людей.

Но, повелитель Рохана, можно ли называть меня убийцей, если погибли в битве доблестные люди? Войну без необходимости начали вы — я не хотел ее. Поэтому люди и умирали. Но если я убийца только поэтому, в таком случае весь дом Эорла состоит из убийц: ваши предки вели много войн и убили несметное число противников. Но с некоторыми врагами впоследствии заключали мир. Я предлагаю вам, король Теоден: пусть между нами воцарятся мир и дружба. Теперь слово за вами.

— У нас будет мир, — проговорил наконец Теоден с усилием, густым низким голосом.

Несколько всадников радостно воскликнули. Теоден поднял руку.

— Да, у нас будет мир, — повторил он, теперь отчетливо и ясно, — когда исчезнете вы, и все ваши дела, и все дела вашего темного хозяина, которому вы хотели предать нас. Вы лжец, Саруман, и растлитель человеческих сердец. Вы протягиваете мне руку, а я вижу только когтистую лапу Мордора. Какая жестокость и какое коварство! Даже если бы вы вели войну только со мной — а это не так: да будь вы вдесятеро мудрей, вы не имеете права руководить мной по своему желанию, — но даже если так, что вы скажете о факелах в Вестфолде и о детях, которые лежат там мертвыми? Ваши слуги изрубили тело Хамы перед воротами Хорнбурга уже после его смерти. Только когда вы повиснете в петле под собственным окном, служа пищей для воронов, — только тогда у нас будет мир с вами и с Ортанком. Я говорю от имени всего дома Эорла. Пусть я недостойный потомок своих предков, но я не стану лизать вам руки. Попробуйте с кем-нибудь другим. Но, боюсь, ваш голос утратил свое очарование.

Всадники смотрели на Теодена как люди, очнувшиеся от сна. Хрипло, как карканье старого ворона, звучал в ушах голос их повелителя — после музыки слов Сарумана. Сам Саруман из-за гнева на время утратил контроль над собой. Он перегнулся через перила, как будто хотел ударить короля своим посохом. Многим показалось, что они видят змею, изготовившуюся для прыжка.

— Петля и вороны! — прошипел он, и все вздрогнули от этой отвратительной перемены. — Старый дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует банда пьяных в дым разбойников, а их отродье возится на полу с собаками? Слишком долго они сами избегали виселицы! Но петля приближается, медленно и неотвратимо. Все вы будете болтаться в ней!

Голос его изменился — как будто колдун медленно овладевал собой:

— Не знаю, откуда я беру терпение для разговоров с вами. Мне вы не нужны, не нужны ваши адъютанты, убегающие быстрее, чем скачущий вперед Теоден, хозяин лошадей. Я уже давно предлагал вам союз, видимо превышающий возможность вашего разума. Предлагаю его снова, чтобы те, кого вы ведете по неверной дороге, могли увидеть правильный выбор. Вы хвастали тем, что нанесли мне оскорбление. Быть по сему. Убирайтесь к своим хижинам!

Но вы, Гэндалф! Вами я действительно огорчен, за вас я стыжусь. Как могли вы принять участие в такой кампании? Вы горды, Гэндалф, и не без причины: у вас благородный ум и глаза, способные видеть далеко и глубоко. Неужели даже сейчас вы не прислушаетесь к моему совету?

Гэндалф шевельнулся и посмотрел наверх.

— Что скажете вы такого, чего не сказали во время нашей последней встречи? — поинтересовался он. — Или вы хотите взять свои слова обратно?

Саруман помолчал.