Две недели до Радоницы

«Нет, я хочу! Мило, умоляю, пробудись!»

Ответа не было, а дверь рядом со мной уже распахнулась. Пока в моей голове шел напряженный диалог, оказалось, что мы уже приехали. Грубая ладонь схватила меня за воротник и выкинула из кабины лицом в землю. Выплевывая сухую траву, я поднял голову и замер от вида срубленных деревьев. Спутать это место с любым другим было невозможно. В отдалении, за нагромождениями мертвых ветвей, лежал огромный, переломленный пополам гигантский вяз. Мы были на останках Ильмень-рощи. Вслед за этим пониманием моих ушей достиг надсадный вопль:

– Курва, что вы зробили! Как могли?!

В крике Каролины смешались гнев, ужас и вместе с тем внушающая дрожь тоска. Я посмотрел в ее сторону: хозяйка дома в Купавах обратилась в яростную фурию. Локоны дредов развевались на поднявшемся ветру – огненно-рыжий цвет придавал им сходство с языками пламени. А глаза! Если бы сочивший ярость взгляд мог ранить, то вокруг нас лежали бы мертвые тела.

Один из солдат имел неосторожность осадить Каролину: схватил ее за скованные наручниками запястья и стал что-то хмуро говорить в лицо. Она ловко разорвала его хват, вонзила левую ступню в землю и метнула правой ногой ему в челюсть. Ильмень-рощу огласил звук, похожий на хруст раскалываемого грецкого ореха, и солдат грузно упал на землю. Тетя поставила ботинок на его бедро и грозно оглядела солдат Зорана, которые мигом взяли ее в кольцо.

– Кто еще цощь хцэ мне поведать? Но ходь!

Эти зычные слова совпали с ударом грома, который обрушился с небес. За ним последовала молния – одна, другая! Тучи скопились над нашими головами. Ветер рвал их, бросая завихрениями. На фоне мрачневшей погоды Каролина казалась порождением самой природы – мстительным духом Ильмень-рощи.

Гнев Каролины дал толчок и нам с отцом. Вот только сил уже не оставалось. Я повернулся в сторону своего охранника, надеясь выбить у него из рук оружие. Однако меня быстро осадили – солдат прытко увернулся от замаха и поставил мне подножку. Я споткнулся, но остался на ногах, а когда распрямился, то увидел перед собой оскал «Калашникова». Отец тоже вступил в борьбу со своим конвоиром, но тщетно: охранник легко поборол батю. Каролина еще долго не подпускала к себе солдат, но в конце концов сдалась и она. Зоран велел солдатам взять нас в кольцо и повел к остовам срубленных деревьев.

Я шел и думал: насколько же цинично со стороны Лукаса было свершить казнь именно здесь! Место, которое имело для каждого из нас особое значение (а для Каролины вовсе священное), теперь становилось нашей могилой. Лукас наверняка знал о его значимости: я вспоминал фотографию из альбома, которую мне показывала Каролина. Он был здесь, в Купавах, в 90-е вместе с отцом. И после этого он дал приказ уничтожить Ильмень-рощу для своей дороги! А сейчас он намеренно хотел пристрелить нас здесь. Как, боже мой, как?! Как можно было совершать такое отвратительное, мерзкое по своей натуре действие?!

Слабость во мне постепенно перерождалась в гнев. Лукас ведь говорил, что хочет уничтожить мою семью. То, что происходило сейчас, было лишь воплощением в действие его слов. А я не верил… Думал, что человек не может пойти на такое. Пасть так низко! И все ради чего?! Ради жалкой мести!

И эта мысль – что я был наивен, что не разглядел злую натуру – не на шутку стала меня распалять. Со мной можно было делать что угодно. Издеваться, угрожать, пытать – все равно! Даже смерть меня особо не страшила. Но если вы что-то сделаете с моей семьей… Я убью. Я убью вас.

И только эти мысли овладели мной, как тело стал охватывать огонь. В его пламени я словно рождался вновь. Слабость и нерешительность, которую я накопил в своем сердце, истлевала. Раньше я просто не понимал на что был способен Лукас, надеялся, что смогу решить все мирным путем. Наивный дурак! Лукас был готов убивать (хоть и чужими руками), и единственный ответ на то был – покончить с ним самим.

«Наконец-то. Момент настал»

Зоран велел остановиться. Нас поставили в ряд перед обрубленными стволами деревьев. Я повернулся лицом к нашим палачам. Пять человек, включая Зорана, все, как по команде, переключали автоматы в одиночный режим. Темные дула поднялись, нацелившись в нас. Зоран молчал, не отдавая команды. Я видел его лицо в тот момент – и совершенно явно видел, что он сомневается. Он не хотел нас убивать.

– Отвернитесь! – срывающимся голосом приказал он.

Как же! Неприятно смотреть нам в глаза!

– Пуля в затылок, да?! – возгласил я в ответ, – Нет уж, Зоран! Если стреляешь в нас, то смотри в лицо. Как ты когда-то смотрел в лицо тех, кто убивал тебя. Тогда, в чистом поле Боснии. Или не помнишь, как рассказывал мне?

Ответа не последовало, но мои слова явно задели Зорана – он отвернул взгляд. Я заметил колыхание деревьев позади него, там, где часть рощи еще сохранилась. В тени листвы будто промелькнула какая-то фигура, хотя мне могло показаться.