Она буквально вырвала отца из объятий Матея, положила его ручищу себе на плечи и, крепко держа за торс, повела к машине. Дождь заглушал ее слова, но даже сквозь барабанную дробь капель по плитке я мог расслышать теплое ворчание: «Ну я тебе задам, Збышек! Ой, задам! Только живи, лайдак». Больше за отца можно было не волноваться. Я обернулся к Лукасу. Дима и Матей стали по бокам от меня.
– И это из-за него вся кутерьма? – нахмурив брови, спросил Дима.
Он был искренне удивлен, и я его понимал. Лукас выглядел жалко, почти нелепо в этот момент. Он все еще тыкал в нас пистолетом, но во взгляде его уже не было и следа безумия. В его взгляде не было ничего. Ни тени эмоции – гнева, досады или раздражения. Перед нами стоял потерянный, пустой человек, смысл жизни которого схлопнулся несколько секунд назад.
– Да, – кивнул я, – Из-за него.
– И что мы с ним делать будем? – спросил Дима.
– Давай по-хорошему попробуем. Ты ж у нас пацифист, – хмыкнул я.
– Знаешь, сейчас я совсем не против твоих методов, – вдруг сказал Дима.
Вот оно что. Только теперь я сам был против старых методов. Да и не требовалось больше никакой силы показывать. Я кивнул поочередно Диме и Матею, сказал:
– Пойдем. Пора отобрать у него эту игрушку.
Мы все вместе сделали шаг навстречу Лукасу. Он вздрогнул, на лице его на мгновение проступила гримаса гнева, словно он вдруг вспомнил кто мы такие и что нас нужно убить. Палец его истерично забарабанил по курку, но без толку – пистолет больше не стрелял. Матей подошел к нему вплотную. Лукас затрясся, захрипел, судорожно хватая ртом воздух, будто вот-вот задохнется. Брат осторожно взялся за пистолет, потянул на себя. К удивлению, Лукас разжал пальцы и отпустил оружие. Матей покрутил пистолет в руках, будто какую-то диковинку. Интерес на лице постепенно сменился брезгливым выражением, и он отбросил пистолет в лужу.
Лукас опустился на колени, уткнулся лицом в плитку. Спина его стала крупно вздрагивать. Мы с Димой подошли к нему вплотную, и я вполне отчетливо заслышал громкие всхлипывания. Дима почесал макушку.
– Что-то мне и бить его расхотелось, – произнес он. – Жалко человека.
– Да что его бить, – сказал я, разводя руками, – Думаю, никакая боль не сравнится с тем, что у него там внутри творится.
Лукас уперся слабеющими руками в плитку, поднял голову, спросил, не глядя нам в глаза:
– Вы не собираетесь… мстить?
Голос его был рваный и какой-то сломанный, будто мы разговаривали с нищим на улице.
– А зачем? – пожал плечами Дима, – Мы же не такие, как ты.
– Я чудовище, я монстр! – взревел вдруг он, подрывая к нам свои глаза, красные от слез, – И вы оставите меня в живых?
Даже Мило не хотел трогать Лукаса. Он имел теперь вовсе жалкий и беззащитный вид. Его поражение было полным и сокрушительным. Он лишился соратников и целой армии. Он так и не осуществил своей мести. Он отвратил от себя все население Нагоры. У этого человека не было больше ничего. Этого человека больше и не было.
Я оглянулся на братьев:
– Свяжем его? Кто знает, что у него там в карманах.
– А чем вязать его? – спросил Дима, – Не думаю, что от него опасность какая-то будет. Пусть Борис решает, что с ним делать.
– И то верно, – сказал я и вздохнул, – Ладно, «хозяин Нагоры», вставай давай.
Он поднялся, держа руки у груди и все время их потирая.
– Сам пойдешь? – спросил я, – Посадим тебя кое-куда, чтоб не сбежал.
«Куда думаешь?» – жестами спросил Матей.
– Да ты знаешь, – сказал я, неловко отведя взгляд, – У Дарьи в магазинчике.
«А она знает?»
– Я ей потом скажу, – быстро сказал я. Если честно, мне не очень хотелось ей это говорить.
В этот момент дождь прекратился. Выглянуло солнце, слегка выбравшись из-за тумана облаков. Мокрая брусчатка отблёскивала, поймав редкие лучи. По булыжной мостовой по бокам пробирались машины, колеса с гулким шумом отбивали дробь по камнях. Жизнь продолжалась, как будто еще пару часов назад в Нагоре не было никакого военного положения, никаких солдат с автоматами и никакой «казни».
Я взял Лукаса за одну руку, Дима за другую, готовые вести его, но тут произошло такое приключение, которого никто из нас не мог ожидать. И приключение это обернулось трагическим финалом для одного из нас.