Две недели до Радоницы

Наталья подскочила и с натужной улыбкой принялась объясняться на немецком. Однако я видел, что дела плохи: лицо Мартина все более напоминало зрелый помидор. В его голосе вскоре заслышался треск и сполохи пламени, предвещавшие извержение похуже, чем было в Помпеях. Наконец, он отстранил Наталью и предстал перед мной. Грозно закатал рукава. Я поднялся с пола, и тогда оказалось, что Мартин ниже меня ростом примерно на две головы.

– Эйншульдинген, эйншульдиген, эстут мер ляйде, – забормотал я, протискиваясь к выходу.

Немец не обратил внимания на мои извинения и уже сжимал кулаки, на которых белели длинные худые костяшки. Между нами выскочила Юлия – как никогда вовремя.

– Хе-хе-хе, то все моя вина, – закивала она и потащила меня к выходу.

Мартин, размахивая кулачками, пошел вслед за нами. Наталья тянула его за рукав, и вся наша человеческая куча-мала потихоньку двигалась к выходу. Юлия отомкнула входную дверь, рванула меня за руку за собой. Немец остановился и бросил в сужающийся дверной проход: «Швахкопф». Снаружи нас окутала глубокая синева вечера, а на плечи легла вечерняя прохлада.

– Уф, всегда так с Натальей, – выпустила вздох Юлия, когда мы оказались на пороге перед домом.

– Что значит – «всегда так»?

– Ну всегда, когда в доме парни, она почему-то остается без кошулки. Как будто случайно, ведаешь?

– Думаешь, она…

– Ничего не думаю, – быстро прекратила такое развитие беседы Юлия, – Просто интересно. И все.

Некоторое время мы стояли молча, слушая прерывистое сопение друг друга. Юлия не показывала никакого желания идти домой. Действовать надо было осторожно.

– И что, в Прагу собираешься? – спросил я.

– Хочу, – поразмыслив, кивнула девушка, – Мои школьные приятели все уехали. До Немец, до Франции, вот до Чехии тоже. Там жизнь лепше, ведаешь. Больше денег, больше працы.

– Но Наталья живет здесь.

– Это сейчас. Раньше она в Праге долго жила. Працовала в девчинами… Нашла Мартина и захотела, чтобы он построил ей дом в Нагоре. Счастье дописало17, хе-хе.

– И ты тоже так хочешь? Кого-то найти в Праге?

– Да не знаю, чего хочу! Что ты пытаешь да пытаешь, русек! – взорвалась девушка.

Она отвернулась от меня. В этот раз молчание длилось долго. Как же мне уговорить ее идти к Григорию?

– А по правде – знаю, – сказала девушка тихим прерывающимся голосом, – По-просту бежать хочу отсюда. Не хочу быть рядом с татой, вот и все. Прага, Берлин, какая разница? Все одно. Только дальше отсюда.

Неопытность и жажда ярких впечатлений – плохое сочетание. Вот я был таким же – и Москва чуть не съела меня живьем. Хорошо, что вовремя выбрался. Наталья нашла в Праге немца, но что ждет там Юлию? Працовала с девчинами, значит. Звучало как-то расплывчато. Неожиданно для себя, я почувствовал, что волнуюсь за Юлию. Мне не хотелось, чтобы она ехала в Прагу. В рукаве был последний козырь.

– Григорий сказал: «Как придешь, дай мне в морду» – сказал я.

– Правда тата так молвил? – в удивлении Юлии слышался азарт.

– Точно тебе говорю. Нельзя упускать такой шанс. Возмездие ждет!

– Еще какое! – сказала девушка и смачно влепила кулак в ладонь. – Когда я была маленькой, он учил меня давать сдачи на случай драки. Но вот я выросла, а он мыслит, что у меня еще слабый удар. Ух, как он ошибается. Ходьмы, Андрей!

На следующее утро, как и было обещано, Григорий появился на крыльце дома Марцеля и Каролины. К моему удивлению, Юлия шла с ним рядом. Но что удивило еще больше – Григорий нес в руках меч дяди. Солнце играло бликами на лезвии цельного клинка. Удивительно, как быстро ему удалось перековать меч. Наверно, всю ночь работал. Увидев великана, Каролина ахнула. Я думал, это она при виде меча, но тетя бросилась тыкать Григория в огромный фингал под левым глазом.

– Кто тебя так? – в волнении спрашивала.

– Не поладили с листоношем, – неумело солгал кузнец, шмыгая носом.

Юлия зловеще ухмыльнулась, но так, что увидел только я. Каролина, наверно, тоже все поняла, но сделала вид, что поверила. Все четверо мы вошли в дом. Каролина достала холщовый мешок и закутала в него меч. Ушла с ним по сходам наверх. Вскоре вернулась, довольно отряхивая руки.

– Куда ты его отнесла? – спросил я.

– В шкаф положила, – будничным тоном ответила тетя.

– Но разве это не мурти Марцеля? Надо повесить на видное место, дать ему в руки… Он был так важен для тебя, а ты в шкаф положила?

– Это всего лишь предмет. Марчинцелю сейчас важнее мое внимание и забота.

– Каролка, ну ты даешь, – усмехнулся кузнец, – Что сталось? Твой хлопак поведал, что квестия жизни и смерти, а теперь – «всего лишь предмет»?

– Благодарю за работу, Григорий, – с уважением ответила Каролина, – Но кое-что изменилось. Вчера мне пришло письмо. А скорее – сообщение из прошлого. Напоминание о том, кто я. Ты ведь читал их, не так ли?

Она обращалась ко мне. Щеки мои запылали. Спасенную из огня коробку с письмами я оставил прошлым утром на столе – тетя не могла ее не заметить.

– Чего покраснел? Я рада, что ты спас письма. Я была не в себе, когда бросала пуделко в печь.

– Понимаю, почему.