Две недели до Радоницы

– Понимаешь? Но ты не прочитал всего. Я оставила для себя последнее письмо. Ответ Агаты. После стольких лет она нашла меня. Понятия не имею, как. И захотела ответить.

– И что же она написала?

– Напомнила мне о том, что я забыла. «У ног моих краина достатка и красы… Длачего утекает сердце в околицы, далеки, еще дальши часы», – продекламировала Каролина, – Знаешь, кто написал?

– Мицкевич, – ответил за меня Григорий.

– Именно, – кивнула Каролина, – Я всегда чувствовала себя пилигримом. Даже во время жизни с Марцелем. Я не раз задумывалась – там ли я, где должна быть? Не пуститься ли мне снова в путь?

– А теперь?

– И теперь, – виновато развела руками тетя, – Мысли никуда не ушли. Только я понимаю, что свой дом нельзя найти. Его надо самому построить. А построить можно только вместе с другими. Нужно, чтобы вокруг были неравнодушные сердца. И сейчас они есть. Андрей взялся за поиск родственников, ты, Григорий, перековал меч. Мы стоим друг за друга, и в этом наша сила. Из такого места негоже убегать.

Каролина посмотрела мне в глаза. Удивительно, как преобразилась ее персона за прошедшие сутки! Сейчас в ее облике читалась сила и решимость – ничего общего с вялой неуверенностью и онемляющей тоской, с которыми я столкнулся по приезду. Вместо кашмирской шали на ней была надета женская рубашка из станушки и рукавов, с украшениями на подоле и красивыми поликами красного цвета на плечах. Передо мной стояла совсем другая Каролина – больше не испуганная девочка, чьих родных пожрало военное положение 80-х, а полноправная Хозяйка дома.

– Здорово, что вы так говорите, тетя Каролина! – воскликнула Юлия. – Я тоже мыслила, что надо часто встречаться! Мы так близко живем, а редко видимся.

– Так ты же уезжать собралась из Купав, – с удивлением бросила в ответ Каролина, – Как же мы будем видеться?

Юлия потеребила косички, слегка нахмурившись.

– Знаете, я немножко поменяла мнение, – будто нехотя произнесла она, – Тата, конечно, необразованный рольник, но нельзя все так бросать, убегать из дома. Я помогу тате с господарством, понемножку скоплю денежки, тогда уеду.

– И меня не спросишь? – вроде как с обидой спросил Григорий

Юлия картинно запрокинула голову, схватившись за подбородок – вроде задумалась. Наконец, вздох сожаления – впрочем, насквозь искусственный:

– Ну ладно, тата, спрошу. Куда же без твоего благословения?

Каролина рассмеялась, а мы вслед за ней.

– А что же мы чая не поставили? – спохватилась тетя и тут же начала суетиться у печи.

Как заговорили о еде, я вдруг вспомнил, что вчера сказала Юлия.

– А что, ты правда вегетарианец? – спросил.

– Маткоо… – протянул Григорий, схватившись за лоб. Я понял, что он не любит эту историю.

Юлия же, наборот, с видимым удовольствием на лице потерла руки. Судя по всему, наступил ее звездный час.

– Кажется, я слышала эту историю, – отозвалась от печи Каролина. – Что-то там с флачками.

– Ну Андрей-то не слыхал, – парировала Юлия. А ей уже не терпелось рассказывать, – Ну то слухай. Как-то, как я еще маленькой была, тата флячки собирался готовить. Забил корову, вытащил желудок, разрезал на полоски. А там столько всего скопилось в ворсинках – остатки травы, грязь, насекомые какие-то. Можешь вообразить, как смердело! А на дворе лето – оставить нельзя, пропадет. И знаешь, что сделал тата? Кинул желудок в стиральную машину, залил воды, бухнул полпачки стирального порошка и поставил на сильный отжим. Мама чуть в обморок не упала. Мне лет 13 тогда было. Я сидела на крыльце и хохотала. Через пару часов вытащил, значит – длинные жилистые куски, с которых ручьями стекала вода. Порезал, сварил суп. Только никто его не ел, только тата!

– Очень вкусный суп был, хочу поведать! – громогласно заявил Григорий.

– Ты видишь, почему он необразованный рольник? Видишь?! Видишь?!

Юлия аж вскочила с места и повторяла мне эти слова в лицо как нечто очевидное, словно речь шла о цвете солнца.

– Да… эээх! – Григорий хотел было что-то сказать в ответ, но потом махнул ручищей-бревном, – Каролка, где чай-то?

– Несу, несу, – отозвалась тетя, – Кстати, я тут тоже вспомнила одну историю про нас с Марцелем…

И мы просидели за столом у тети до самого обеда, вспоминая безумные и забавные истории из жизни Купав. Я бы и дольше остался, но вдруг спохватился – до Радоницы ведь оставалось всего девять дней. Я пожелал тете, Григорию и его дочери всего хорошего («Не волнуйся. Мы с Марцелем будем в доме Веславы на Радоницу» – уверила Каролина) и отправился в дом престарелых на окраине Бойкова. Меня ждал разговор с дедушкой.

Глава пятая. Вольный Вильно

– Как вы поведали?

– Бон-чик, Ви-тольд, – повторил я как можно более четко.

Работница дома для престарелых сидела передо мной за столом и листала журнал регистраций. Закинув ногу за ногу, она так широко и быстро колыхала подвешенной ступней, что казалось, черная лакированная туфля слетит с ее ноги и прилетит кому-то в лоб.

– А, припомнила, – сказала, наконец, девушка, поднимаясь со стула. – Называем его «Еремит». Он уже давно в нашем доме.

Еремит… Отшельник, значит. Другого я от дедушки и не ждал.