Две недели до Радоницы

Первый раз в столице Нагоры? Первым делом непременно посетите «Смока». Этот огромный торговый центр – одно из первых строений, возведенных на деньги Sun & Son в 2005 году. Площадь украшает архитектурная композиция по мотивам сказки о трех братьях – главного мифа Нагоры. Дракон, с которым сражались братья в сказке, предстанет перед вами во всем своем грозном величии. Обязательно сделайте с ним селфи! Кроме того, «Смок» – это настоящий рай для потребителей. Отдельную секцию супермаркета занимают осцыпки на любой вкус и цвет. Не забудьте купить для них клюквенный соус! Также непременно загляните в сувенирную лавку: из Бойкова нельзя уезжать без резных поделок местных и литографий народного парка.

Желаем вам приятного дня в Бойкове!»

Так гласил текст в брошюрке для русскоговорящих туристов в информационном центре. Бойков изменился – не те слова. Бойков было не узнать. Я редко бывал в столице до своего отъезда, и как раз по причинам, описанным в тексте. Это был город-призрак, где никто не хотел жить. В эпоху Советского блока партия квартал за кварталом возводила в столице соты однотипного серого жилья. Мало кто переезжал. Партия рассчитывала на переселенцев из других частей республики. Но их было мало. Среди них были родители Дарьи. По идее, переселенцев ждали работы в школах, в магазинах и на новых заводах. Но работы почти не было. Коммунистическая экономика не работала в Нагоре, и новая столица запустела.

Запустел и район «Малинка», в котором жила Дарья. Я чувствовал тоскливую безысходность, всякий раз проходя мимо длинных массивов невысоких панельных домов. Их строили на протяжении 80-х годов под девизом «Рабочие руки за жилье». Район должен был стать настоящим раем для молодых семей. Но когда я шел по дорожке из растрескавшихся плит мимо остовов молчаливых фабрик, то слышал лишь вой ветра. Особенно жутко было ходить через большой парк с редкими деревьями. Панельные дома окружали тебя серыми громадами, смотрели безмолвными прямоугольниками окон. Кажется, при каждой нашей встрече Дарья упоминала про отъезд. Про побег. Она всегда хотела убежать вместе.

Однако сейчас «Малинку» было не узнать. Если бы не знал точно дороги, то подумал, что заблудился. Пропали панельные дома. Исчезли фабрики. Вместо расколотых плит на земле лежала аккуратная плитка. Вдоль дорог ровными рядами стояли двухэтажные дома, которые я раньше видел только в кино или на картинках. Блестящие панели из стекла сотами ложились на здания со стороны улицы, обрамляя минималистичный остов. Но больше впечатляли задние дворы – заглянув со стороны, я увидел обширные теннисные корты, узкие тропинки между ухоженными лужайками и парковки для машин. О советском прошлом района не напоминало совсем ничего. Старая «Малинка» словно провалилась сквозь землю, а на ее месте вдруг появилось элитное жилье точь-в-точь из рекламных журналов.

Впрочем, народу на улицах было немного. Я заметил впереди себя молодую женщину, катившую коляску. Подошел, спросил по-нагорски: «Здравствуйте. Вы знаете Дарью Влученга?». Она лишь развела руками, во взгляде читалось непонимание, словно я говорил на неизвестном ей языке. Я останавливал других незнакомцев – все без толку. Задумчивость во взгляде всегда завершалась медленными покачиваниями головы. Они ничего не говорили, только кивали. В конце концов, в беседе с курносым пареньком, я стал беспорядочно выкривать все фразы на иностранных языках, которые знал. После вопля на немецком лицо моего собеседника посветлело, и он радостно спросил: «Шпрехен зи Дойч?». «Найн, найн» обескураженно выдохнул я. Что здесь происходило? «Малинка» превратилась в Баден-Баден для европейцев?

Единственная зацепка, что у меня была – визитка, оставленная Дарьей. Я потянулся к заднему карману, как вдруг ладонь и руку в области плеча словно сжало тисками. Я не успел понять, что происходит, как сильная хватка вывернула мою ладонь тыльной стороной вверх, заставив согнуться и присесть на колени. Крепкие руки потащили туловище куда-то вбок, одновременно с этим довольно чувствительно надавив на локтевой сустав. Я издал короткое «ой», а потом опустился грудью на землю, лицом к шершавой брусчатке. В финальном аккорде моего унизительного подчинения некто прочно уселся на меня сверху.