Две недели до Радоницы

Опускался вечер, а поток туристов не иссякал. Напротив, очередь за сосисками только увеличивалась. Иногда я бросал быстрый взгляд в сторону Дарьи – и с радостью отмечал, что вокруг нее становилось все больше пустого места. Во время одной из коротких передышек Дорота с усилием стянула запотевшие перчатки и повернулась ко мне. Красная и запыхавшаяся, выдохнула:

– Поработай, добра? Я шибко.

И ушла. Я нагнулся к холодильнику за новой порцией сосисок. Со стойки пробасили:

– Эй! Есть кто?

Я в спешке натянул перчатки и вынырнул из-за прилавка. Передо мной стоял клиент. Большой живот под майкой напоминал арбуз в авоське, над краснющим носом из под щеток бровей выглядывали маленькие ленивые глаза.

– Хлопак, дай мне кебаба, а жене… Гражына, что будешь?! Картошку фри тябе чы шо?!

– Ой, да не знаю… Что хочешь, то и бери, Януш, – отозвалась женщина сбоку, с нерешительностью поглядывая на сосиски.

– Извините, у нас нет… – начал я.

– Так, а еще… Щас выберу, не торопись, хлопак. – Меня он будто вообще не слышал, – Мне печенки с лучком, вырезку на гриле с картошечкой да побольше квашеной капусты. Сыну то же самое, только поменьше, понимаешь. И попить чего-нибудь! Только не колу, нам такой гадости не надо.

И с важным видом сунул мне потрепанную купюру.

– Говорю же, у нас только хот-доги. Ну картошки фри могу…

– Как, только хот-доги? – вскричал Януш и с грохотом опустил толстую булаву кулака на прилавок, – Дзядоство! Приходим платим, а сервиса нет!

– Может в других местах спросите, – буркнул я в надежде его отвадить.

Януш вознес руки и повернул голову на невидимой шее к жене:

– Ну как я тебе всегда и говорил, Гражына. Еще долго в Нагоре не будет сервиса. Совсем не как в Европе!

Я даже не знал, как продолжать этот разговор. Мужчина и его семейство говорили по-нагорски, но я никогда не видел таких нагорцев. Продолжая ворчать под нос, он развернулся и короткими, грузными шагами, в сандалях поверх белых носков, повел свое семейство в сторону соседнего тента.

– Хэй-хэй, как там наша кухонка?

Дорота уже вернулась, щеки пылают, в глазах огонь – готова ко второму раунду.

– Все отлично, – выдавил я, стараясь забыть, что сейчас было.

– Ну тогда иди к Дарье. Она тебя звала.

Вот как. Впрочем, мне действительно нужен был перерыв – подавать сосиски, булочки и картошку фри стало слишком утомительно. Только я появился, Дарья набросилась на меня – теперь от радости.

– Глянь, сколько у меня хайса21! – кричала она чуть не в исступлении.

Ткнула мне в лицо сложенными ладонями, из которых буквально сыпались деньги. Засаленные купюры просачивались сквозь пальцы и падали на пол. Позади нее, за прилавком я увидел еще несколько больших куч. Что она, просто так их бросала? И что это за денежное безумие ее охватило? Не хватало только значков доллара в глазах, как в мультиках.

– Стой-стой-стой! – осадил я девушку. Взял за плечи и усадил на стул, – Я за тебя рад, конечно, но мне кто-то пару часов назад говорил, что он хомяк в колесе аттракциона.

Дарья мгновенно надула губы, два глаза обратились в кинжалы и нацелились в меня.

– Вот умеешь ты настроение убить, Андрей! – вскричала с досадой, – Чего приперся вообще?

– Дорота сказала, ты звала, – с недоумением ответил я.

– Нет, не звала! – Дарья скрестила руки на груди и – вжух! – повернулась к стойке.

Возле прилавка сразу возник покупатель. Указал на одну из картин, спросил цену.

– Не продается! – будто грозовая туча обрушилась на бедолагу.

Только он, напуганный до смерти, исчез из виду, как Дарья глубоко вздохнула:

– Мне нужен перерыв.

Позади тентов курили, болтали и хохотали. Было слишком шумно и тесно. Дарья сказала, что у нее кружится голова, и мы отошли к стойке с хиппимобилем. За передним стеклом виднелась россыпь маргариток. Бросив на них взгляд, Дарья невольно улыбнулась.

– Ну красивые, красивые стокротки – растягивая слова, промурлыкала она, – Хоть это ты не забыл обо мне.

Повернулась в мою сторону. Ее лицо теперь выглядело спокойным и умиротворенным: темная штормовая ночь прошла и воцарился утренний штиль. Протянула руку с тонкими пальчиками к моей ладони.

– Не так уж плохо, что ты пришел… – тихо сказала.

Но я не отвечал. Слово, которое она произнесла до этого, не выходило из головы. «Стокротки». Так звались маргаритки по-нагорски, и это слово я забыл. Но само по себе это было не важно. Я пытался вспомнить, где слышал его раньше. Ах да, конечно…

– Дарья, ты ведь бывала у моей бабушки после того, как мы уехали? – быстро спросил я.

– А? Это к чему? – Дарья нахмурилась.

– Мы ведь часто бывали у моей бабушки, – стал объяснять я, – Ты ей нравилась. Я подумал… Когда я уехал, ты ведь, наверно, приезжала к ней. Узнать, где я и что я…

Последние слова, против воли, наполнились нотками вины. Дарья вмиг это почувствовала.

– Ну конечно, я бывала у Веславы! – с негодованием вскричала она, – Она могла знать, куда ты убежал! Но она не знала. И никто не знал, ты… ты… болван!

– Я виноват, да, – я примирительно поднял руки, – Но это сейчас не важно. Важно, как она тебя звала.

– Почему это важно?!